– Дайте ей время. Ведь прошло лишь несколько дней.
– Ей все хуже. Теперь уж из дома не выходит. Уговаривал навестить ее сестру, но она только к стене отворачивается.
Я выписал ей снадобье Пэрриш, безопасную красную жидкость, подслащенный раствор фосфата железа, который в лучшем случае укрепил бы ей аппетит, а в худшем не подействовал бы вовсе. Вот и все, что я мог предложить. Депрессию в те времена полагалось преодолевать, «взяв себя в руки». Тех, кто не мог этого сделать, считали упрямцами, людьми, которые во что бы то ни стало пытаются привлечь к себе внимание. Последнее особенно часто относилось к женщинам. Таллок, человек, едва освоивший грамоту даже по островным стандартам, был необычайно внимательным супругом для своего времени.
С Джоном Петри произошло просто чудо. Я тогда думал, что обманываю старшую медсестру, но сейчас понимаю, что она, скорее всего, смотрела на присутствие собаки в палате сквозь пальцы. После каждого такого посещения Петри дышалось легче, и спал он спокойнее. Пришел день, когда я услышал от него первые слова. Он жестом попросил меня наклониться к нему и сказал в ухо:
– Из вас будет толк.
После такого одобрения я оглянулся и обнаружил ожидающего меня констебля, который стоял с головным убором в руке. Вид у него был такой, будто он не знал, какому протоколу следовать, как себя держать. Неужели место у постели умирающего подобно церкви? Он не хотел рисковать.
– Простите, что отвлекаю от работы, доктор. Надеюсь, вы рассеете мои опасения.
– Могу постараться.
– Ходят слухи о мертвом ребенке Таллоков. Над ним надругались?
– Не понимаю.
– Говорят, будто с него сняли кожу.
– Сняли кожу? – повторил я.
– Я видел, что происходит на посмертных вскрытиях и подобных процедурах, – настаивал констебль. – Но никогда не слыхивал, что требуются такие вещи.
– Я тоже не слышал, – сказал я. – Это просто испорченный телефон, Дэвид. Я видел тело до того, как его забрал Дональд Бадж. Оно было в жалком состоянии, но примите во внимание долгие и сложные роды. Все повреждения тела возникли по естественным причинам.
– Я руководствуюсь тем, что говорят.
– Ради бога, не позволяйте говорить такие вещи в присутствии матери мертвого ребенка.
– Я слышал, что она сильно переживает, – уступил констебль. – То же было и с моей сестрой, но она как-то это пережила. Никогда не слышал, чтобы она об этом говорила.
Констебль обошел кровать и, взглядом спросив у меня разрешения, присел, упершись руками в колени, и обратился к Петри, как к ребенку или к слабоумному.
– Все нормально, Джон? – сказал констебль. – Вскоре уж на ногах будешь, а?
Сняли кожу? Слыханное ли дело? Сплетни пошли, должно быть, от Дональда Баджа и с каждым пересказом становились все гротескней. Судя по истории болезни, у Баджа было четверо своих детей. Вся его семья принимала