Когда моих родителей настигла перестройка, и папа… не смог это пережить, именно Олег захотел остаться со мной в паре и даже настоял на этом. Он единственный сын в своей богатой семье, его желания – это закон. Поэтому о замене меня не могло быть и речи. Родители Олега холодно относились ко мне и моей маме, но делали это молча. Ведь самое главное – наш с ним результат. Они растили победителя, и я была его отличным вспомогательным орудием на пути к званию чемпиона мира. Но расходы на занятия, костюмы и бесконечные конкурсы никто не отменял. Мама ни разу не попросила родителей Олега помочь нам материально, оплатить сборы или взносы. Ей было бы слишком стыдно просить, расписавшись при этом в своей беспомощности. Это не про неё. Поэтому она делала все возможное, чтобы не ударить в грязь лицом, ни при родителях Олега, ни при ком бы то ни было еще. От меня требовалось только лишь показывать класс на паркете. А не распускать сопли на умывальник! Нам нужно выложиться по-максимуму, иначе прощай, Чемпионат России, прощай «открытый класс». И мама покупала билеты сюда зря. Все ее бессонные ночи, платья эти – все зря! Он снова стучит. Это точно он, Олег. Понял где искать меня.
– Саша, я знаю, чем помочь тебе, открой.
Ну конечно ты знаешь, ты все знаешь лучше всех, поди и лифчик хороший принес? Я снова смотрю на эти бугры, и слезы сами собой застилают глаза. Нет, больше не могу сдерживаться. Левой рукой открываю дверь, а правой стряхиваю соленые капли у самой переносицы, пока те не упали на щеки. Олег – красавчик, как всегда – не постеснялся зайти в женский туалет. Он протягивает платок и «лимонку».
На все выступления, тренировки мы носим с собой перекусы и питье, я делаю «лимонку» – напиток из воды и лимонного сока. «Лимон хорошо утоляет жажду и повышает тонус – чтобы всегда быть готовым взять пьедестал», – как говорит мама. Олег тоже любит простую «лимонку». У каждого своя любимая бутылка. Своего рода священный амулет. У меня розовая, с глиттерными наклейками, которые чуть обтрепались, будто кто-то пытался их отклеить с углов, но они не отлеплялись, и он бросил это дело. Хотя конечно никто кроме меня и мамы к ней не прикасался, обтрепалась бутылка от старости – я не меняла ее несколько лет. У Олега бутылка новая, скромно-серая, вот ее он и принес. Мне, конечно, неудобно пить из «не своей» бутылки, будто бы вторгаясь на его, чужую территорию, и я глотаю побольше, с запасом – заодно прополощу горло. Олег улыбается, будто, не успев мне что-то сказать. И… Я захожусь кашлем, брызгаю на него, на себя, на пол. Я будто проглотила огромную горящую головешку! Водка?!
– …надо было взболтнуть, конечно…
Черт! А ведь он действительно знал, чем мне помочь! Уже тогда знал! Миллионы раз я вспоминала то наше выступление. Мы не танцевали – мы плыли, горели. Мы жили. По-настоящему, взросло, манко. Сотни глаз, следящих