На месяц судьба соединила две беспризорные жизни – Полинину и Митькину. Спали на изъеденном молью ковре, согретом трубами теплотрассы, кормились податями жалостливых прохожих. Особенно сытно поесть удавалось у ресторана «Черное золото», в котором банкетничали богатые нефтяники. Они оставляли щедрые чаевые, и хозяину не было нужды пичкать отбросами своих зажравшихся собак. Его собаки хавали «Педи-гри», компетентный в еде Митрий хвалил эту Гри – очень вяленое мясо напоминает. Два больших глубоких таза с кусками разнокалиберной недоеденности выставляли на внутреннем дворике. За пять секунд тазы пустели, не успев даже остыть. Но счастье отобедать у «Черного золота» было редким, детей гоняли взрослые бомжи. Полина с Митькой не унывали, ведь нормальные люди тоже в ресторан нечасто ходят. По праздникам, да в день зарплаты…
– Когда вырасту, поваром буду, – мечтал Митька. – И пайка готовая, и бабки лопатой.
– На повара учиться надо.
– А я коком на какое-нибудь судно устроюсь. Там и выучусь, можа и в загранке побываю…
Дядя Федя, хахаль Митиной мамки, плавал на судне за границу. Последний раз уплыл в Анголу. Открытку им прислал из Луанды. Но не приплыл назад – его убили, потому что он служил морским десантником и носил черный берет. Перед сном Митя любил рассказывать, как это случилось и каждый раз у него выходило по-новому, скоропостижная смерть Фёдора плотно обросла замысловатыми легендами. Конечно, он больше выдумывал, но одно было правдой: после гибели десантника мать Митьки спилась, а теперешние её хахали хвастали топором и кулаками вместо героической биографии.
– Чтоб они поздыхали все, козлы! – в сердцах жалел мать блудный сын.
Два раза они ходили за едой на кладбище. Отправлялись туда в сумерки с субботы на воскресенье. У Митяя и здесь всё было схвачено – и лаз в заборе, и тропка к нужным могилкам. Он выверенно ориентировался по крестам и ангелам безо всяких зарубок на деревьях.
– Суда иди, да под ноги смотри, раззява! Тут девчонку два месяца обратно схоронили, так часто навещают. Конфетки, яблочки кладут. Ты обери, вы девчонки сласти любите, а я вон туда пойду, к деду под крестом. Там хлеб покрошен.
У свежих могилок Митяй крутился особенно тщательно, любил трофеи не по возрасту – сразу после похорон или на дни – девятый и сороковой – близкие умерших оставляли стаканчик с водкой, накрытый чёрствой корочкой, иногда сигарету рядом с оплавленной свечой.
– Покойнику водка ни к чему, это родственники тешатся. А мне в самый раз согреться! – авторитетно заявлял Полинин спутник. Но уважение к тем, с чьей смертью пока не смирились, старался блюсти: не топтал свежевскопанную землю, опрокинув стакан в рот, аккуратно ставил на место, хлебом занюхивал хмельную горечь, но принципиально не ел. Полина соглашалась, пусть родные думают, что выпить приходила душа покинувшего их человека.
Свободная