Теория Большого взрыва. Мари Джи

я не капризничаю и соглашаюсь на любой, и при первой возможности отдают лучший. На Каскаде менеджеры ресторанов знают меня как клиента Шарля, и с этим ничего нельзя сделать потому что когда меня все устраивает, соблазнить меня почти невозможно. Мода, популярность, понты не важны, когда мы нашли свое. Я прихожу сюда почти каждый день сезона. Часто со своими книгами и провожу в Шарле лето. Как гость постоянного места наблюдаю жизнь остальных гостей. А они наблюдают мою. У нас было первое свидание, и Астор пригласил меня в Шарль, где и увидел впервые. Если очень постараться в Шарле можно родиться и умереть. Когда мы пришли, на всех столах, как всегда, стояли вазы с цветами. Розы.

      – Как красиво, – улыбнулась я.

      – Я не знал за каким столиком ты захочешь сидеть и попросил, чтобы они поставили розы на все, – пошутил он.

      Я рассмеялась. Асти хорошо шутил. Он шутил без усилий, не стараясь, это было частью его характера, он шутил как дышал. Это был его дар. Хорошее чувство юмора это талант. Хотя чувство юмора ничего не гарантирует в отношениях, но его отсутствие гарантирует еще меньше. И важно даже не то, чтобы у человека оно было, важно, чтобы у него было наше. Я общалась с мужчинами, которые могли часами рассказывать мне анекдоты, и меня это не улыбало. Противоположности не притягиваются, им не о чем шутить. Чьи-то неоправданные ожидания вся наша жизнь.

      Было тепло. Солнце заливало закрытый балкон. Оно играло на его руках. У него были очень красивые руки. Люди часто говорили, что они у него золотые, и в солнечном свете это было очевидно. Я любила его. Всех остальных просто терпела. Я любила его не потому что он был идеальный. Он всегда шутил, даже когда, казалось, нет места шуткам. Понятными мне шутками. Он шутил даже когда его только привезли из реанимации на каталке после операции. Он считал, меня правой. Всегда. И ничего от меня не ожидал, просто любил. Я была самой красивой, самой умной, и мне можно было все. Он так считал. Никого он не любил так как меня, я это знала. И меня никто так не любил как он. Он сердился на меня один единственный раз в жизни. Без слов. Просто я чувствовала, что он очень сердился, когда я в крови и стекле сидела на столе, а он пинцетом выковыривал из меня осколки. Пройтись по крыше парника показалось мне хорошей идеей. Когда ты стоишь на стекле над садом все лучше видно. Я не могла знать, что стекло меня не выдержит. Он молча выковыривал из меня осколки, не кричал и не ругал.

      – Если бы человек был смертельно болен и попросил бы его убить, врач имеет право ему помочь?

      – Врач должен бороться за жизнь. Помогать умирать это не его дело. Этим должен заниматься кто-то другой.

      – Кто?

      – Не знаю. Я давно хочу уйти. Я устал.

      – Почему?

      – Потому что меня больше ничего не удивляет. Я бы хотел напиться и уснуть. Когда-то цыганка нагадала мне, что я умру трижды. Я подорвался на гранате и почти умер. В меня стреляли, и я