Как это сделать, она, конечно же, не знала, да и куда, и к кому обратиться, не ведала, но мысли такие захватывали её всё больше и больше. Да, она просто заболела, можно сказать этой мечтой и ни о чём не могла больше думать.
Иногда она от этих мыслей казалась, будто не в себе. Ей не хотелось возвращаться в действительность, ведь здесь опять всё становилось на свои места. Неужели на всю жизнь вот так? – опять грустнела она, и слёзы блестели на её длинных и роскошных ресницах, готовые превратиться в обильный водопад.
Но, надежда, как говорится, умирает последней, а желание её было так велико, что она каждый день шла на свою так называемую работу и протягивала ладошку, в которую сыпались медяки и серебро. А иногда, могли бросить целый рубль.
И совсем из области фантастики, трёшку. Она боялась, поднять глаза, на бросившего её, ведь это целое для неё состояние. Вдруг он передумает. Но, по дающий, быстро уходил, и она, подняв голову, наконец – то, видела уже удаляющуюся мужскую, или женскую спину и принималась мысленно молиться и просить для них счастья и здоровья у бога. Хотя и боялась его, ведь он знал точно, что эти денежки, она спрячет и потратит на курсы кройки и шитья.
А, ей обязательно, нужно, как – то здесь зацепиться. Этот город самый важный для неё. Ведь только здесь ей смогут помочь, и её мечта может осуществиться. Но об этом никто не должен знать.
Она же сама знала, что Елена Дмитриевна, как – то проговорила её родителям, они правильно сделали, что не обратились к врачам, по поводу этого вывиха. Значит, так угодно богу, а что бог сделал, человеку нельзя переделывать. Да и грех это великий.
И матушка ни сном, ни духом, даже не догадывалась, что её проводят, как последнего простачка. И кто? Деревенская, забитая нуждой девчонка, выросшая на хлебе и квасе. И, только у неё, здесь, попробовавшая вкус колбасы, апельсинов, мороженого. Иногда, будучи в хорошем настроении, она «баловала» Ниночку. Нельзя держать человека, работающего на тебя, впроголодь. Ещё взбунтуется. Хотя, куда ей деваться? Она же никчёмная, маленькая, забитая калечка.
А девчонка эта, приехав, уже теперь сама в пункт назначения, стояла недолго тут. А потом спускалась в общественный туалет, где переодевалась в спрятанную от матушки под лохмотьями одежду. Умывалась, причёсывалась и бежала, как могла на троллейбус, который увозил её, на эти самые курсы кройки и шитья.
Теперь Москва была для неё ещё лучше, ещё красивей, ещё могучей. Просто она становилась для Ниночки другом, или, по крайней мере – знакомым. Через свои поездки она узнала много районов, улиц, площадей, скверов и парков.
Отлично ориентируясь теперь в столице, она могла даже подсказать приезжим правильный адрес. Хотя совсем недавно город казался ей страшным чудищем. Теперь же он становился другом, и она начинала любить его по – своему.
Этот город сделает её счастливой! Этот город сделает её счастливой! –