«Есть вести от наших и первостатейной важности!».
«Говори».
«Здесь не расскажешь, надобно совет держать».
Кривоносов приказал немедленно собрать членов ревкома.
«Только того, Чеботарева, не надо. Он, брат, и нашим и вашим виляет… большевикам, наверно, продал и волю нашу казацкую и веру православную!…».
«Слушаю, атаман», – отвечал Черноусенко.
Кривоносов пошел домой. По дороге забрел в лавку, где два казака угощались аракой, а третий валялся на полу.
«Вы, станичники, убрали бы эту падаль. Опять налимонился. За этого Шевченку раз хозяйку хотели оштрафовать».
«Ничего, атаман. Мы ему только одну банку поднесли, он и свалился. Мы его, пропойцу, сейчас выбросим. Не первый старина под забором ночевать…».
Гости вынесли пьяного Шевченко из лавки и бросили у забора соседней хаты.
«У нас гости будут, так ты, хозяйка, выпивки припаси да закуски и все такого…» – сказал Кривоносов жене. Кривоносиха заворчала:
«Все расходы да расходы. А будет ли из этого толк?.. Хочь раньше и расходовали на обчество, зато доходы были… А теперь?.. Одного жалованья при теперешних ценах на хлеб не хватит…».
Все же она стала снимать с полок коробки консервов, отрезала колбасы, сыру, по привычке свесила то и другое, вынула бутылку «церковного» для учителя. «Он не пьет араки» – сказала она вслух и пошла с провизией в свою хату, к которой крадучись, как на воровское дело, подходили члены ревкома. Все они, входя в парадную, размашисто творили крестное знамение и здоровались с председателем. Отвечая на приветствие, Кривоносов всем говорил одинаково: «Седайте! Гостем будете».
Первым пришел нестарый еще казак Безбрыжий. Он лишился руки на Турецком фронте, во время конной атаки и был озлоблен на советскую власть за то, что она заключила мир с «басурманами» -турками. Он все собирался добивать левой рукой турок.
«Ой, буду бить левой рукой большевиков», – сказал он, садясь в красном углу под висевшими в три ряда иконами. Кривоносов, поглаживая самодовольно свою седую бороду, добавил:
«Не токмо ты, инвалид, но и все казачата и казачки встанут на душеспасительное дело».
Влетел в парадную бывший хорунжий Матушкин. Он все еще носил серебряные погоны и четыре «георгия».
«Седайте, кавалер. Гостем будете», – приветствовал вошедшего Кривоносов.
«Хорошо бы перед заседанием по рюмочке», – предложил Безбрыжий. Кривоносов вынул из шкафчика графин, наполовину наполненный мутной, вонючей аракой, и три грязных зеленых стаканчика и поставил все это на стол.
«Вот