На следующий день отец улетел по делам в Китай и отсутствовал целых восемь дней; в охотничьих угодьях я оказался только через выходные. Вновь потребовались две неудачных попытки, прежде чем я смог поразить летящую мишень – новую шляпу, копию предыдущей. И хотя папаша, как всегда, был скуп на похвалу, я заметил, как он оживился, как загорелись огоньки в его глазах- не ожидал, видать, что у меня получится так быстро. Повторить свой успех мне удалось лишь на седьмой попытке, но больше по этой шляпе я не промахивался. В этот раз мы провели на берегу озера целых два дня – с большим рыжим костром, ночевкой в палатке – и домой вернулись с пятью гусями.
Именно тогда я приручил огонь и научился разводить его без зажигалки – с помощью огнива, хоть и пришлось с ним долго помучиться. Я смотрел, как из крохотной искорки он превращается в пламя, пожирает сухую траву и хворост, набирает силу и начинает свой удивительный танец. Он гудел, трещал, шелестел, а значит, говорил со мной, как насекомые, как деревья. Я слушал уханье, щёлканье, стрекотание, свист, что доносились из лесной чащобы – и чувствовал себя первым человеком – ещё наполовину зверем, для которого эти звуки были не бессмыслицей, а целой историей. Телохранители словно испарились, хотя на самом деле, конечно, неотступно шли за нами.
– Насквозь костром провоняли, – проворчала мать, встречая нас вечером воскресенья в холле, пропитанном запахом лаванды. На этой лаванде она была просто помешана, аромат струился за нею словно шлейф, куда бы она ни шла. Тем не менее, я сказал, что костёр пахнет лучше всего на свете.
Так кончилось детство. Игры, мультфильмы, футбол, катание на пони и прочая белиберда, которой я увлекался прежде, обесценились навсегда. Наш огромный особняк день ото дня становился всё теснее, комната и вовсе жала, как ботинки, из которых вырос, и всякий раз, когда отец собирался на охоту, я увязывался за ним – глотнуть свободы. Он был чертовски доволен, что я полностью разделял его увлечение, но моим просьбам отослать охрану прочь не уступал, что слегка портило атмосферу.
Я стал больше стараться в школе, ведь в награду отец пообещал отпустить меня в стрелковый клуб и впоследствии продлевал мой абонемент всякий раз, когда я с отличием заканчивал семестр. Разумеется, больше всего я мечтал о собственном ружье, но всякий раз, когда я говорил об этом, отец отвечал: «Ты мог бы лучше заниматься» или «Ты ещё плохо стреляешь», – даже после того, как в клубе я обогнал всех сверстников. Другой, вероятно, забросил бы это дело, но уже тогда я не знал иного пути, кроме как вперёд.
Незадолго до десятого дня рождения на меня обрушился давно обещанный сюрприз – день в загадочной «обычной школе». Утром отцу, как почти всегда, нужно было работать, и потому меня туда доставил шофер. Впрочем, тот лишь делал вид, что куда-то меня везёт: машиной управлял бортовой компьютер, а водитель находился в ней лишь для подстраховки –