– Я помнил о тебе… Скажи, что случилось? – Слёзы выжались из глаз и потекли по щекам.
– Тебя сильно избили, Алёша, ты бредил.
– А где Артемий? Он не заболел?
– Не волнуйся, он здоров… у твоей мамы «кубичку» собирает…
– Алексей Николаич, теперь всё будет хорошо… Отдыхайте, вам нужно больше отдыхать… А мы к вам ещё вечером придём… – Гулевич положил руку мне на плечо.
…Солнце, «всходящее над злыми и добрыми», осторожно заглядывало в больничную палату.
И вспомнилось: «Я – всем молюсь; вот ползёт паук по стене – я и ему молюсь».
И показалось, что мир, весь мир становится таким невинным.
Глава восьмая
Я выписался из больницы недели через полторы, хотя и не чувствовал себя вполне поправившимся.
Вернулся из командировки Гулевич.
В одной из букинистических лавок столицы он купил для меня небольшой подарок. Это был мартовский номер газеты «Голос» за 1879 год, пожелтевший, но всё-таки неплохо сохранившийся. В номере имелась заметка о том, что на Ф. М. Достоевского было совершено нападение.
«На меня наткнулся какой-то пьяный мужчина, – передавала рассказ литератора газета, – который почему-то ударил меня так сильно по затылку, что я упал на мостовую и расшиб себе лицо в кровь».
И хотя было трудно читать – болела голова и уставали глаза, но я всё-таки прочёл и статью в «Голосе», и воспоминания московского репортёра, тоже найденные для меня Гулевичем. Заметки эти вряд ли бы вошли в книгу о Достоевском – случай-то получил известность только в связи с именем пострадавшего. Но была одна любопытная деталь. Я с удивлением узнал о том, как повёл себя романист в камере мирового судьи.
– Свидетель Достоевский, – сказал судья. – Вы отказываетесь от обвинения?..
– Отказываюсь…
– Очень жаль, – заметил судья, – сегодня он ударил вас, завтра ударит другого…
– Я никак не могу допустить той мысли, – сказал Достоевский, – чтобы человек в здравом уме ни с того ни с сего ударил своего ближнего кулаком по голове.
– Да он просто пьян был в стельку, – вставил своё замечание судья.
– Это напрасно-с! Пьян я не был тогда, – возразил молчавший до того времени обвиняемый босяк. – Не угодно ли вам, господин судья, спросить у свидетеля, говорил ли я им перед тем как ударить, что, мол, сытый голодному не верит?
– Эту фразу я действительно слышал тогда, – подтвердил Достоевский. – Злоба этого голодного человека нашла себе утешение в ударе кулаком по голове того прохожего, который не услышал его просьбы о помощи. Судьбе было угодно, чтобы этим прохожим оказался я, и не ропщу на это.
– А вот мы закатим его на месяц в кутузку, – громко сказал судья. – Он будет знать наперёд, как вымещать свою злобу на прохожих.
– Это дело вашей совести, – заметил Достоевский судье. – Но прошу вас принять от меня три рубля и выдать их этому человеку, когда он после отбытия наказания выйдет из тюрьмы.
И,