– О, да ты художник. Не знал, не знал. А нарисуй мою жену? – не успокаивался Оливер.
– Позже, все позже, мой друг.
Схватив пальто, я поспешил скорее выйти из каюты, пока он не попросил чего-нибудь еще. Слуга рыжеволосой девушки, с которой мы познакомились прошлой ночью на палубе, привел меня в одну из самых богатый частей корабля. Здесь жили только привилегированные особы. А простым смертным даже вход сюда был запрещен. Остановившись у одной из кают, этот незнакомый мне мужчина открыл дверь со словами: «Миссис Дрю ждет вас». И удалился.
– Здравствуйте. А при дневном свете вы не выглядите столь привлекательно, как прошлой ночью, – произнесла рыжеволосая девушка и поспешила протянуть свою руку.
Подобная наглость даже вызвала во мне какой-то интерес, поэтому я, проигнорировав ее жест, поспешил пройти вглубь каюты и устроиться поудобнее в кресле.
– Так вы хотели меня видеть, миссис Дрю?
– Да, если вы не отказываетесь от слов, что вы художник.
– Не отказываюсь, если вы не отказываетесь от своих.
– О чем это вы? – немного покраснев, спросила она.
«Видимо, вчера ты была изрядно пьяна, раз такие мысли пробегают у тебя в голове», – подумал я.
– Что платить вы мне будете в три раза больше, чем я беру за картину.
– Ах да, – с облегчение вздохнула она. – Точно, да это не будет проблемой. Какой вы меня видите?
– Я хочу сделать необычный портрет, а может, зарисовку, – немного подумав, ответил я.
– И что это значит? – озадаченно спросила миссис Дрю.
– Не хочу раскрывать всех тайн, пусть это будет сюрпризом. Уверяю, вам понравится. День меня совершенно не вдохновляет, я предлагаю писать ночью, когда уже весь корабль будет спокойно спать в своих каютах.
На мое предложение миссис Дрю не отвечала. Она неподвижно сидела на кресле возле меня, а ее взгляд был устремлен куда-то вдаль.
– Или что-то не так? – поспешил узнать я.
– Тогда жду вас вечером на палубе, когда все уже уснут. Не хочу, чтобы ходили слухи.
– Что ж, и мне они ни к чему. До свидания, миссис Дрю.
Поцеловав ее руку, я поспешил удалиться из каюты. Теперь времени становилось еще меньше. Утром, пока спал мой сосед Оливер, я читал дневник Оскара, днем спал, а вечером и ночью писал портрет. Странное чувство не покидало меня: за свою жизнь я написал уже более сотни таких картин, последние делал на автомате, а теперь со мной творилось что-то не то. Я нервничал, боялся взять кисти в руки, будто совсем забыл, как это делается. Мой разум, мое сознание разделились на два лагеря: одни говорили, что нужно сосредоточиться на работе, отвлечься от всего того, что было, а другие постоянно напоминали о жизни Оскара, о его детстве. Так, желая не потерять работу и побыстрее узнать о моем покойном друге, я практически перестал спать. Почти ничего не ел, еда как-то совсем не шла в мое горло. Я ощущал боль и слабость лишь тогда, когда оставался один на один с самим собой. А это было только во сне. Когда