Жил в трёхэтажном здании, стоявшем как-то обособленно, почти у самой границы, отделяющей наш регион от юго-западного, некто Степан Авдеевич, большой любитель флоры. Как мне сейчас представляется, с дома, в котором он жил, и начался наш городок как таковой, и он, Степан Авдеевич, был одним из первых его поселенцев. Потому что насадить и вырастить за более короткий срок сад, что он насадил и вырастил, было невозможно. Сад этот так и назывался – «Степановский». Правда, фруктовых деревьев в нём было немного, в основном преобладали тополя, платаны, липы и вязы. Кроме деревьев и чистеньких дорожек между ними, в саду имелась небольшая спортивная площадка с турником и шведской лесенкой, и маленький меленький бассейнчик, в который мы в жаркую погоду любили запускать юрких ящериц наперегонки – чья быстрее достигнет противоположного берега. По стремительности хода ящерицы могли поспорить с реактивными катерами…
Проживала прямо в нашем доме, в пятом подъезде и моя первая учительница – Людмила Федосеевна, и выглядела она именно так, как и должна выглядеть всякая первая учительница: пожилая, в очках, с явственной сединой в русых волосах, собранных строгим тугим пучком на затылке. Всё в ней свидетельствовало о правильности и аккуратности. Такая не то что плохому, но даже посредственному не научит – только и только хорошему, ещё более лучшему и вообще – невообразимо прекрасному… Суждения её отличались крайней определённостью и уверенностью в своей окончательной правоте. Так, знакомясь с нашим 11 классом, она заявила энурезному Вовчику, что Владимира Ильича Ленина никто Вовой, тем более Вовочкой, не называл, но называли его исключительно «Володей». И Вовчику воленс-ноленс пришлось тут же переквалифицироваться в Володю. По крайней мере, в школе… А то, что переименование было не просто капризом, а данью глубокому преклонению перед этим потрясающим историческим деятелем, мы убедились полтора года спустя, когда Людмила Федосеевна проникновенно поведала нам о последних днях, скоропостижной смерти и вечном бессмертии нашего общего дедушки Ильича. Весь класс хлюпал носами и капал слезами. И ваш покорный слуга в том числе. Пожалуй, в церковноприходских школах Царской России не источали таких горячих слёз любви и сожалений над Христовыми страстями, какими давились мы в связи безвременной кончины вождя мирового пролетариата Ульянова-Ленина. Тем интереснее была метаморфоза, случившаяся со многими из нас после торжественного принятия в пионеры. Принимали нас действительно торжественно. Не где-нибудь на линейке перед школой, а на Центральной городской площади имени, само собой, Владимира Второго (если Владимира Ясно Солнышко считать Первым). Знамёна, горны, клятвы, галстуки, прочувствованные протокольные речи, – всё как полагается. Мы, обдолбанные