никуда не перекинули, только качели едва не сломали да очередного претендента в Шурики чуть не покалечили, поскольку этот претендент, носивший в миру заурядное имя Саша, до изгороди не долетел, а растянулся во весь рост на асфальте. Взрослые качели починили, сделали нам предупредительное «ну-ну-ну» и пообещали надрать уши тем, кого поймают за их непрофильном использованием. Ну и ладно. Использую по профилю. Качаюсь с девочкой в голубых трусиках. Вскоре эти трусики сползли слегка на сторону и явив моим взорам нежно-розовую, выбивающуюся из общей гаммы ансамбля, писю. Пися чуть раскрывалась на взлете и едва подрагивала, когда девочка касалась земли ногами. В присутствии её бабки с дедкой я ни на что стоящее рассчитывать не мог, и вскоре почувствовал, что любование её сокровенностями начинает исподволь доставать меня в паху. Я сделал попытку прекратить это бессмысленное раскачивание на качелях, но ей было явно недостаточно того, что мы успели к этому времени накачать, её вестибулярный аппарат, видимо, требовал большего. Кстати, раскачивалась она с очень сосредоточенным и непроницаемым выражением на личике, словно и не догадываясь о маленьком беспорядке в своём неглиже. Тут на моё счастье возник Юрка Анциферов, которого я, с помощью понятной только мальчикам нашего двора жестикуляции и мимики, попытался убедить сменить меня на качелях. Долго, впрочем, уговаривать не пришлось. Практичный Юрка сразу высчитал, сколько двугривенных он сэкономит, лицезрея примерно то же самое диво, что и у Машки, зато совершенно бесплатно (кто же в детстве считает мышечную работу – раскачивание на качелях – тяжким трудом, подлежащим учёту и оплате?), а высчитав, чуть ли не силком спихнул меня с качелей… (Кстати, именно в знак благодарности за эту дармовщинку, он, спустя пару недель, и позвал меня полюбоваться соитием молодожёнов в подвальном этаже. Сам я по доброй воле в чужие окна не имел привычки заглядывать. Издержки маминого воспитания, знаете ли…)
Во втором подъезде на пятом этаже жили мы. В двух больших смежных комнатах. В стольких же комнатах поменьше, но тоже смежных, обитали наши соседи: Тамара Алексеевна и дядя Шалва. Дядя Шалва был худой и высокий, а Тамара Алексеевна – раз в восемь шире и оттого казалось приземистой. Эта добрая женщина обожала сытно поесть на ночь, чтобы поутру сообщить моей маме, как она всю ночь умирала-умирала, но так чуть-чуть и не умерла. Мама сочувственно вздыхала и смиренно советовала заменить любимую соседкой отварную картошку с топлёным маслом на что-нибудь более лёгкое в качестве ужина. Иногда Тамара Алексеевна соглашалась и вечером того же дня съедала перед сном вместо тазика картошки тазик варёной фасоли с луком, чесноком и всё с тем же маслом. Как ни странно, но легче от лёгкого ужина Тамаре Алексеевне не становилось, она опять всю ночь балансировала на грани небытия…
Собственно, почему я о соседях вспомнил? Да потому, любезный мой читатель, что по эротической части наш подъезд был почти что безнадёжен. Ни одной сверстницы, но только взрослые
