2 Кабы знать наверняка
Раз и влетела вдруг короткой вспышкой в сознание маленькая солончаковая лужица с гладкой темной водой. А на ней крохотным корабликом, точнее сказать – изогнутым осенним листом плавает легкая птичья шкурка с рыхлыми серыми перьями. То ли кто-то из охотников, убив эту птицу в предположительном времени, стал её ощипывать и вырвал клок перьев вместе с кожей. То ли какой зверь, поймав её на лету, полоснул по ней когтями так, что клок её влетел в мое сознание вместе с солончаковой лужицей…
Но может быть и не было никакого убийства, а просто само предположительное время, соскучившись по мне, бросило мне в сознание первое что подвернулось под руку. Как нетерпеливый влюбленный бросает в окно возлюбленной валяющиеся под ногами камешки, побуждая её выглянуть из окошка.
Кабы знать наверняка…
3 Заветный билет
Я купил в кассе заветный билет, и теперь на законном основании могу войти в музей предположительного времени, находящийся в предположительном времени. Сердце мое томительно сжимается: на нем тревожно и радостно одновременно. Так, наверное, чувствовал себя Буратино, когда, продав азбуку, купил себе билет на цирковое представление.
А тут даже не цирк. Тут целый мир, похожий на цирк: с фокусами, иллюзиями, настоящим волшебством со всевозможными акробатическими манипуляциями. Тут птицы, звери, деревья говорят на человеческом языке. А люди могут быть превращены в камни, и корчиться безъязыко… Но главное – тут нет зрителей: тут все, и, понятное дело, я тоже – участники событий. Непредугаданных событий.
В предположительном времени события априори – не предугаданы. В предположительном времени есть ВСЁ. Но НИЧЕГО предугадать невозможно.
4 музыка и ноты
Бросил кости, и причина со следствием поменялись местами: словно сначала они, крепко держась под ручку, кружились в залихватском танце в одну сторону, а потом, как по команде, обе повернулись вокруг собственной оси, и стали танцевать в другую сторону.
А потому поначалу возникла МУЗЫКА. Бесподобная сладкая грустная музыка, рвущая сердце на части светлой кручиной. Это по осени, когда спала жара, и небо сделалось чистым и синим – затянули свою прощальную песню красно-сине-зеленые щурки, самые прекрасные птицы на свете. Собираясь в огромные стаи перед перелетом в теплые края, они поднялись в поднебесье, похожее на гигантский синий колокол, и, водя там длинные хороводы, поливали родную землю дивной музыкой грустного прощания.
И только потом – возникли НОТЫ. Это когда зарядили нудные дожди, а щурки не улетели: то ли замешкались, то ли не пришел им еще срок массового отлета. Они, как ноты, уселись на телеграфных проводах – нахохлившиеся; их мокрые, обычно яркие, как мазки на картинах импрессионистов, перья поблекли. Темные, не защищенные от дождя, понурые головки наполовину втянулись в серые взъерошенные перья спин и грудок; длинные, давеча голосистые, изогнутые книзу клювы – плотно сжались.
Молчание щурок тотальное. Тишина – поднебесная… Разве что только чуть слышно шелестит дождь по пожухлой траве. Но ведь точно так же молчат и НОТЫ. В молчании щурок, как и в молчании НОТ – ожидает своего часа великая МУЗЫКА.
5 Дверь под каменной лестницей
Я открыл дверь. Вошел. И оказался там же, где был. В том же самом фойе. Перед той же самой входной дверью. Правда, располагалась она на два с половиной метра выше. И теперь, чтобы войти в неё, нужно подняться по боковой каменной лестнице. Но и под этой лестницей тоже была дверь. Не такая добротная и торжественная, как первая, но все таки – дверь. С настоящей железной дверной ручкой.
«Понятно. – Автоматически, без какого либо моего волевого изъявления глубокомысленно подумалось мне. – Тут – так. Я теперь – тут. Точнее, я теперь – там. А еще точнее, когда я был здесь, то есть за дверью, то это (за дверью) было там. Значит я – там, которое стало здесь…»
Однако при этих вроде как рассеянных рассуждениях довольно внимательно следил за дверью под каменной лестницей. Она, словно читала мои мысли. Когда мною мысленно произносилось слово «здесь» – с легким радостным скрипом приоткрывалась. Когда же я говорил: «там» – наоборот, закрывалась с жалобным скрипом. Тогда я уже вполне осознанно решил проверить взаимосвязь моих мыслей с открыванием и закрыванием двери. И с отчетливой уверенностью проговорил про себя: «ЗДЕСЬ» – дверь ликующе распахнулась, словно готова была приять меня в распростертые объятия… А потом так же отчетливо произнес: «ТА-А-А..». То есть «М» специально выговаривать не стал. Потому как слово «ТАМ» без звука «М» – это уже совершенно другое слово… Дверь, как предполагал, закрылась, но не полностью. В образовавшуюся щель вполне можно было просунуть руку и открыть её изнутри…
Я удовлетворенно улыбнулся во все свое хитроватое лицо, словно мне удалось поймать шулера за руку. Скрип двери перерос в кряхтение, и сама дверь превратилась в тетю Соню, которая все годы моего детства, отрочества и юности просидела при входе в летний