Ясно, хоч голки збирай…
В воздухе мельтешили чёрные тени летучих мышей. Звенели комарики. Девчонки уже наорались, и лагерь затих, лишь изредка подвывала собака по кличке Фиест.
Сплять вороги твої, знуджені працею,
Нас не сполоха їх сміх…
Чи ж нам, окривдженим долею клятою,
Й хвиля кохання – за гріх?
Пела я шёпотом. Когда у тебя нету Родины, и всюду враги, можно только шептать.
Круг второй. Первая смерть
Столовую залил утренний свет. Не столовая – солнечный океан!
Радости добавляла еда. Не то, чтобы ячка, сваренная на воде, была очень вкусной, а чай из цикория крайне бодрящим. Просто так мозг реагировал на раздутый желудок и полученные калории.
Стол был рассчитан на шесть человек, но три табурета были свободны. Сидеть со мной были готовы лишь две идиотки – Вика и Света, девчонки из низшей касты.
Я добавляла в стакан из литого чайника, мазала масло и запихивала в себя хлеб. Очень хотелось жрать – не так сильно, как вечером, но всё равно. А еда не желала, чтоб я её съела. В чай я макала сахарную головку, стыренную на кухне, у поваров из-под носа. Сахар не собирался размачиваться и отдавать вожделенную сладость. Зубы скользили по гладкой поверхности – твёрдой, как будто бетон. Странное европейское масло застыло на нёбе и не проглатывалось – остывший чай не спасал.
Через пару столов сидели мальчишки. Их было четверо, но я смотрела на Зюзю – «шестёрку» Антона. Зюзя был угловат и бледен, как привидение, потому в темноте походил на призрака. Но сейчас, когда на худое лицо падал солнечный луч, мальчишка был так красив, что я не могла отвести глаза.
На лоб падала чёрная чёлка. Глаза, словно уголь.
Но, всё равно, что я в нём нашла?
Наверное, всё дело в папе – у него были такие же музыкальные пальцы и точно такие глаза. Мне глаза от отца не достались – они у меня фиолетово-красные, и очень пугают людей.
Потом, не прекращая разглядывать Зюзю, я замечталась о Злате. Девочку-солнце я ни капельки не понимала и не знала о ней почти ничего.
Это мне нравилось. Люди вечно болтают о близости и понимании. Но, как по мне, это только мешает. Если читаешь кого-то, будто открытую книгу, разве захочется с ним переспать? Это ведь тоже, что онанизм!
Надо бы привести себя ТАМ в порядок. Хоть я и светлая… Злата наверняка захочет быть главной. Значит, я буду «её маленькой девочкой», а у них ничего ТАМ быть не должно.
Только, как это сделать? Кругом сотни глаз. А девочки не упустят случая подколоть: «Что, собралась на свиданку или Мурлыка не смог?» В лагере развлечений не много.
Зюзя заметил внимание и показал средний палец. Что-то сказал пацанам, сунул палец за щёку и рассмеялся. Ребята стали подмигивать, а я покраснела. Не выдержав, показала им два средних пальца.
Душа ушла в пятки от страха. Я понимала – они не простят, слишком много в столовой глаз.
Над столами повисла тягучая тишина. Зюзя медленно встал – тишину разорвал противный протяжный звук, ножки тяжёлого табурета царапали