Вдыхая аромат южной природы, я только разложил принадлежности и замешал нужную краску на мольберте, как услышал за спиной:
–Вы пишите? – приветливо прошептала госпожа Уинзор.
Я обернулся к ней от неожиданности чуть не выронив кисть.
–Да немного. Я давно уже не занимался этим, но здесь так прекрасно, что я не мог обойти это зрелище стороной, – я неловко указал кистью на небо.
–Вы так любите луну, господин Алигьери? – с сомнением спросила она.
–Да, – неловко добавил я. -Она стала моей верной спутницей после смерти матери.
–Печально, – посочувствовала она. – Вы так одиноки?
–Нет, все в порядке. Одиночество меня не тяготит.
–Разрешите мне приходить к вам и наблюдать за написанием этой картины, – попросила она.
–Конечно, – немного заикнулся я. – Однако второй постоялец не будет скучать?
–К счастью, он скоро покинет нас… Ой! Простите, это не вежливо с моей стороны так отзываться о постояльцах, приносящих доход. Просто господин Ричардли чрезмерно навязчив.
–Но я думал… – неловко оговорился я и замолчал.
–Да, я знаю. Люди всегда болтают. Одной вести хозяйство отнюдь не легко. Уверяю вас, никакой такой цели я не преследую, – спокойно сказала она.
В этот момент за спиной Хельги возник лорд Ричардли, недовольно скривив рот. Она закатила глаза к небу и обернулась к нему с самой обворожительной и одновременно зловещей улыбкой.
Как я и писал ранее, через сутки лорд покинул нас.
Госпожа Уинзор сразу же предложила мне занять его покои, однако я отказался в знак того, что не претендую на ее руку и место хозяина дома, к тому же стоимость проживания вполне меня устраивала.
С тех пор Хельга каждый вечер посещала меня, беседуя со мной и наблюдая за тем как продвигается работа. Днем же мы прогуливались с Маркусом по окрестностям пока он не отправился в очередное плавание. Суша его угнетала. За это время мы сильно сдружились, так что, провожая его в путь, на набережной я испытывал грусть и одновременно немного завидовал ему. Мне невольно вспомнились моменты, когда вот так же стоя на пристани, я провожал отца с братом. В те мгновения я испытывал нечто тяжёлое, даже невыносимое на душе.
Однажды вдова, глядя на мою картину, заметила:
–У вашей луны лукавая улыбка.
–Такая же была у вас в тот вечер, когда я начал писать эту картину, – признался я.
Хельга смутилась, но виду не подала. Ее выдавал легкий румянец и на мгновение отведенный взгляд.
–Простите, я смутил вас.
–Нет. Ну что вы, – поспешила разуверить меня она.
–Вы покраснели, – осторожно заметил я.
–Нисколько, – уверенно опровергла она.
С этого момента вдова, мне казалось, стала чуть прохладнее и реже приходила по вечерам, ссылаясь на усталость от домашних дел.
Когда же я закончил свое