На следующий день я предпочел остаться дома, составить компанию Розалии. Тело болело от вчерашней нагрузки, ноги ныли, каждая мышца при малейшем движении выражала свое недовольство болезненным покалыванием.
Этот день в контраст предыдущему прошел медленно и лениво. Даже ежедневный ворох дел, в которых я выразил инициативу помочь хозяйке дома, никак не ускорил приближение вечера.
С самого утра Розалия сновала по дому, раздавая указания не многочисленной прислуге и проверяя, все ли в порядке. Видимо, это была участь всех жен, так как моя мама, когда была жива, занималась тем же самым каждый день. Розалия без конца находила, что поправить, например картину, или зеркало, или неровно стоящую статуэтку. Казалось, она сама находила себе работу.
Ближе к обеду мы отправились в огород набрать свежей зелени и овощей к обеду. Тот был просто гигантских размеров, однако не менее аккуратный, чем дом. Попутно, мы разговаривали обо всем на свете, о книгах, о музыке, о природе и прочем подобном. С ней было легко, она жадно впитывала любую информацию и все не могла насытиться. К вечеру я понял, что в бесконечной беседе она пыталась восполнить недостаток общения, возникший от затворнической жизни. Меня же замкнутая жизнь не тяготила, а наоборот, была уютной и удобной.
Так прошел еще один день в семье Монти. И я бы нашел проведенное здесь время в меру приятным, если бы за ужином того же дня мне не напомнили о скором отъезде.
– Я послал управляющего договориться о карете для вас. Она должна прибыть завтра в семь утра. Так что если она не увязнет в грязи или не сломается, вы сможете отправиться в путь. У нас ужасные дороги, Синьор Алигьери, – сообщил мне хозяин дома, едва мы покончили с мясом.
Все впечатление от проведенных здесь дней сошло на нет, словно в них и не было ничего сносного.
– Отлично! – фальшиво-бодро отреагировал я.
– Я вас отвезу! – сказал хозяин дома.
– Ну что вы, не хочу вас утруждать. Я и так доставил вашей семье забот, – поспешил отказаться я.
– Я отвезу вас! Мне все равно нужно в город. К тому же не стоит отпускать вас пешком, вы увязните в грязи! – безоговорочно заявил он и усмехнулся, бут-то сказал что-то смешное.
Его поддержал сын. Розалия же, напротив, была чересчур тиха за ужином и часто отлучалась, то за подливой, то за хлебом, то за вином, игнорируя прислугу.
Утро наступило быстро, как любое неприятное событие. Я быстро собрался, позавтракал с семьей Монти. Вильям сегодня отправился на ферму один. После недолгого прощания, как никак мы не были столь близки, Фредерик сам запряг повозку и мы отправились в город.
На прощание Розалия собрала приличный сверток еды и питья, вручая который всем своим видом пыталась выразить, как ей неудобно за мой скорый отъезд. На лице застыло виноватое выражение.
– Куда вы теперь, синьор Алигьери? – спросил меня ее муж где-то на пол пути.
– Пока не решил. Думал посмотреть