Мужиков от такого передёргивало, а эльфа хохотала, не смотря на разливающуюся в душе горечь.
Не зови меня ты,
Не корми словами.
Черепок отбитый
У меня в кармане.
Черепок отбитый
Нацарапать чтобы
Не песке: Мы квиты.
Не держу я злобы.
Купить бы красоту у мёртвой армии. Вот только чем расплачиваться?
Тоскливый голос певицы в общем зале доносил всю печаль несбыточного. Ей вторила скрипка и гомон чужого веселья.
Ты со мною не был.
Не с тобой гуляла.
Не делили хлеба.
Нежности не знали.
Будут две дороги,
Путь нам светит разный.
Ты печаль не трогай,
А свободу празднуй.
Забившись в самый дальний угол, сев спиной к залу, Тюве принялась жевать непривычную для неё людскую пищу. Рион что-то говорил, давал наставления, как вести себя в столице, поэтому появление соплеменника она не почувствовала. Только когда старик запнулся и поднял вверх глаза, эльфа всё поняла.
Естественно, он не был ей знаком, этот хмурый смуглый красавец, высокомерный даже по эльфийским меркам.
– Что ребёнок делает так далеко от дома? – обвинительным тоном вопрошал он. По заплетённым в сотни косичек волосам змеились алые искорки. Строгий костюм был идеально бел.
– Я не обязан отвечать тебе! – Рион тщетно пытался показать, что нисколько не волнуется.
– Она эльфа, смертный. Несовершеннолетняя. Тебе известно, какое наказание…
Он не договорил. Тюве вытащила из кармана куртки блестящую пластину и показала, не давая эльфу в руки. Тот пробежался глазами по отчеканенному тексту, окинул девушку изучающим взглядом и брезгливо фыркнул:
– Тебя не возьмут к себе даже орки, недозрелка!
Повернувшись на каблуках, он отправился купаться в восторженном внимании людских женщин.
Глянув на покрасневшую от стыда эльфу, Рион ловко выхватил из её рук жетон. На человеческом, эльфийском и гномьем языках было написано:
Тювериэль Сирви Латраднифьель Ао`Кше Дармирс Фервалесрия
130 лет 16 дней 22 часа.
Миг, и цифра 22 сменилась на 23, как будто и была отчеканена изначально.
Тюве отняла свой документ у человека и посмотрела ему в глаза:
– Теперь ты тоже меня возненавидишь? Я на всю жизнь такая… красивая.
Она отчаянно боялась, что этот старый мудрый человек, единственный, кто был к ней добр, сейчас отвернётся, сплюнет под ноги от омерзения и пошлёт её куда подальше.
Рион посмотрел с сочувствием, вздохнул:
– Девочка, за что мне тебя ненавидеть или презирать? – бывший хранитель границы пожал плечами. – Я сам отверженный, считай, приговорённый. Я разучился накладывать чары. Я обуза для города, ты обуза для рода. Нам обоим предстоит найти новое место в жизни. Я не обижу тебя,