Лизетт разрывалась между тревожными мыслями о том, что могло произойти с Тристаном, и желанием подвесить своего нерадивого брата за ноги, чтобы тот почувствовал, что такое быть в подвешенном состоянии.
– Уверена, что не хочешь съездить со мной по этому вопросу в Эдинбург? – спросил Дом. – Ты могла бы делать для меня записи.
Лизетт взглянула на своего сводного брата, лениво опершегося о дверной косяк. В свой тридцать один год он выглядел стройнее и крепче, чем в юности, и теперь у него на щеке виднелся бог знает где полученный шрам, о котором Дом наотрез отказывался говорить. Однако он по-прежнему оставался все тем же Домом.
Лизетт нахмурилась. Иногда он бывал таким же гадким, как Тристан.
С того самого дня, когда Дом привез ее из Франции полгода назад, она работала не покладая рук, стремясь сделать его арендованный особняк похожим на человеческое жилье. То, что особняк также служил конторой «Расследований Мэнтона», еще не означало, что он должен был быть холодным и безликим. И что принесли ее усилия? Лишь то, что ее поведение стал контролировать еще один мужчина.
Откинувшись на спинку кресла, она подняла бровь.
– Я не нужна тебе, чтобы делать записи. Ты все запоминаешь слово в слово.
– Но тебе лучше меня даются описания. Ты замечаешь в людях то, чего в них не замечаю я.
Лизетт закатила глаза.
– Я поеду лишь в том случае, если ты позволишь мне не только описывать вещи и заваривать тебе чай.
Дом взглянул на нее с подозрением.
– А поточнее?
– Допрашивать свидетелей. Следить за подозреваемыми. Носить пистолет.
Нужно отдать Дому должное: он не засмеялся. Тристан засмеялся бы. А затем попытался бы вновь найти ей подходящего мужа из числа своих хвастливых парижских друзей-солдат, считавших, что для ублюдка с половиной английской крови вроде нее наградой была бы любая кроха внимания с их стороны.
Вместо этого Дом, взглянув на нее оценивающе, вошел в комнату.
– Ты хотя бы знаешь, как пользоваться пистолетом?
– Да. Мне Видок показал.
Всего однажды, прежде чем Тристан положил этим урокам конец, однако Дому не обязательно было знать об этом.
Ее брат уже вовсю клял Эжена Видока, бывшего главу французской тайной полиции.
– Поверить не могу, что наш брат позволил тебе хоть на пушечный выстрел приблизиться к этому негодяю.
Лизетт пожала плечами:
– Нам нужны были деньги. А Видоку нужен был кто-то в Sûreté Nationale8, кому он мог бы доверить систематизацию своей картотеки с описанием преступников. Это была хорошая должность.
И, к ее удивлению, Лизетт эта должность понравилась. После смерти маман три года назад Лизетт переехала в Париж к Тристану. Ей хотелось выполнять какую-нибудь полезную работу, которая позволила бы ей отвлечься от своего горя. И Видок предложил ей такую работу.