Граф д'Артуа, подумав, сиял со стены длинную кривую саблю в красивых ножнах, инкрустированных перламутром и бриллиантами, с эфесом, отлитым из чистого золота. Жан понял, что именно ему собираются подарить, и глаза его заблестели: он уже два года мечтал о настоящей, не деревянной сабле! Пока у него был только маленький кинжал, подаренный дедом.
– Это сабля моего прадеда, короля Станислава Лещинского, отца королевы Марии Лещинской. С ней он сражался у Данцига. Это одна из тех вещей, которые могут принадлежать только Бурбону. Вас уже можно причислить к ним. Это вам на память обо мне, Жан.
И он поцеловал мальчика в лоб.
Я не верила своим глазам. Я впервые видела, чтобы принц так разговаривал с ребенком. Насколько я помню, еще при Старом порядке своим детям он не уделял никакого внимания.
– Ну а что вы скажете, Жан, о целой куче шоколада, ванильных пирожных и мороженого? Как вам это нравится?
– Очень нравится, папа, – простодушно ответил Жанно. – А где?
– В соседней комнате ждет вас не дождется.
Жанно столько лет не то что не ел, но даже не видел подобных лакомств. Прицепив длинную саблю сбоку и поддерживая ее, чтобы не била по ногам, он поволок ее за собой к двери, даже забыв церемонно поклониться.
Я посмотрела ему вслед. У меня были все основания быть более чем довольной этой встречей. Принц, при его легкомыслии и полнейшем равнодушии ко всему, что прямо не касалось его удовольствий, не мог вести себя лучше. А уж на подарки я и не надеялась. Вот радость-то для Жанно… Меня, правда, несколько удивил вопрос графа: «Хочешь ли ты жить рядом со мной?»
Принц резко повернулся на каблуках, обнял меня за талию.
– А он прехорошенький, этот ваш мальчик, дорогая!
– Вы говорите «ваш»? Не «наш»?
– Я не уверен. Никогда не буду вполне уверен!
Меня охватило возмущение.
– Почему же, в таком случае, вы позвали меня сюда?
– Да потому что, душенька, мне дорого все, что связывало нас в прошлом! Я ни о чем не могу вспомнить без душевного и телесного трепета. Это, черт побери, все моя глупейшая сентиментальность, и вы ее, быть может, вовсе не заслуживаете. Но что поделаешь, моя дорогая: вы слишком большой отрезок в моей жизни, чтобы я мог не думать об этом мальчике.
– Но Боже мой, зачем же все это тогда сделано? Пригласив нас сюда, вы всем дали понять, что я – ваша любовница, а Жан – ваш сын! Даже ваши дети теперь уверены в этом! Теперь уже никого не разубедишь!
– А почему, собственно, это вас так волнует?
– Меня удивляет, как можно, самому не веря, убеждать остальных! – ответила я сердито. Сердце у меня стучало очень быстро. Разозленная, я высвободилась из рук графа.
– Да перестаньте вы устраивать сцены, моя несравненная! Разве я сказал, что не согласен добросовестно быть отцом нашему сыну?
Пораженная, я умолкла, не зная, к чему он клонит.
– Вы, Сюзанна, никогда не скажете мне правды. Таким образом, ни в том, ни в другом я никогда не буду