Я пробовал воздействовать на отдельных особей. Вырванные из среды они были похожи на нормальных детей, каялись, осознавали, давали слово, что «больше так себя вести не будут», но, вернувшись в лоно коллектива, снова превращались в вурдалаков.
Как только я начинал говорить, гидра тут же принималась гундеть всеми своими головами, и звук, создаваемый ею, был подобен океанскому прибою, он шел отовсюду и ниоткуда конкретно. Стараясь перекричать этот шум, я постепенно все сильнее повышал голос и, сам того не замечая, начинал отчаянно орать, как буревестник в бурю. Если бы М. Горький присутствовал на моем уроке, он не смог бы расслышать в этом крике не только жажды бури, но и физического содержания, запланированного к изучению.
Каждое утро я шел в школу с такой же радостью и желанием, с какими ходят к зубному врачу. Я начал считать, сколько осталось до выходных и каникул, которые представлялись мне призрачным, недосягаемым раем. Служба в армии стала казаться не таким уж и страшным мероприятием.
В один из таких батально-провальных дней после уроков ко мне навязался нежданный попутчик, вернее попутчица. Люся выскочила откуда-то сбоку и бесхитростно спросила:
– А можно я вас провожу?
– А тебя воспитатель не потеряет? – спросил я.
– Нет, конечно. Они сейчас в воспитательской чай пьют, а нас начнут потом считать, на обеде, да и то не всегда.
– Ну пойдем, – согласился я, и мы зашагали по главной деревенской улице в сторону моего дома.
– А вы, наверное, очень умный! – неожиданно заключила Люся.
– Почему это? – удивился я.
– Как почему? Вы же физику хорошо знаете, институт педагогический закончили. В учителя же не всех берут, а только самых умных. А я физику никогда знать не буду, – горестно вздохнула Люся.
Я не стал разочаровывать внезапную поклонницу. В пединститут я попал только потому, что при поступлении в один московский вуз завалил экзамены, причем именно физику.
Люся продолжала бомбить меня вопросами.
– А у вас семья есть? Жена и дети?
– Нет.
– Мама и папа есть?
– Есть, – ответил я и прикусил язык, потому что чуть не спросил: – А у тебя?
Но Люся как будто поняла мой вопрос, легко и непринужденно ответила: – А вот у меня никого нет, я с семи лет в этом детдоме. А до этого я еще два года была в другом детдоме. Но я его плохо помню. Там только одна нянечка была, она на нас ругалась, и я ее очень боялась. А здесь, в этом детдоме, ничего – воспитки в моей группе все хорошие, не то что в третьей группе! А когда я вырасту и замуж выйду, у меня будет мальчик и девочка. И собака. Я им всем буду покупать мороженое.
– И собаке? – хотелось спросить, но Люся тараторила и не давала мне вставить ни слова. Да я, собственно, и не пытался. Видимо, ребенку надо пообщаться со взрослым.
– А