– А ты, вообще-то, кто будешь? – наконец догадался спросить старшина, повнимательней разглядывая грязное, перепачканное сажей, лицо мужчины.
– Да я местный. Пастух. У фермера работаю. Пасу стадо коров, по хозяйству помогаю.
– Слушай, а может, это ты ее пришил? – Званцев решил провести собственное расследование. «Запросто мог. А потом вызвал милицию и вроде как он ни при чем», – подумал старшина.
Пастух перепугался, отодвинулся на всякий случай от милиционера. «Еще врежет по печенке. Их трое, и все милиционеры. Все заодно. Я один посторонний. Свалят всю вину на меня, и суши, хозяйка, сухари», – боязливо вздохнул он и сказал в свое оправдание:
– Да что ты! Непричастный я к ней. Врать не стану, по молодости сидел в тюрьме. Но не за убийство, а за длинный язык. – И, увидев, что его доводы не производят на милиционера должного эффекта, добавил: – Да и не совладать мне с ней. Она молодая, здоровая. И опять же городская.
– Ладно, не заводись, – поспешил успокоить его Званцев. – Это я так, на понт тебя взять, а ты уж сразу за сердце хватаешься.
Пастух положил в костер сосновую ветку, и в темное небо брызнул фонтан искр.
– Схватишься тут. От такого обвинения не только за сердце схватишься, а и штаны обмочишь. С вами, ментами, только свяжись. – Он боязливо покосился на Сонина и участкового Ярыгина, все еще осматривавших труп. Сонин ему сразу показался слишком грозным. «К такому попади, душу вынет из тебя. Уж очень серьезный мужик», – думал пастух, все еще не отойдя окончательно от испуга по поводу обвинения.
Со стороны дороги, между деревьями, замелькали фары.
– Наши едут, – сказал Званцев.
Пастух теперь сидел сникший и молчаливый и ничего не ответил. Ему было все равно и хотелось только лишь одного – побыстрее уйти отсюда.
К костру подошли следователь прокуратуры и криминалист с чемоданом в руке, в котором размещалось все его оборудование.
– Ну вы и забрались в дебри, – недовольно сказал следователь, здороваясь за руку со Званцевым. С пастухом он здороваться не стал.
– Да уж не за столом чаи гоняем, – в шутливой форме ответил Званцев.
Закончив осмотр трупа, Сонин подошел к костру и присел ближе к огню.
– Проклятый холод. До чего не люблю осень. Ночью прохладно, а днем жара, хоть загорай, – сокрушенно сказал капитан, а Званцев его слова воспринял по-своему:
– Да какая же это осень? Еще только конец августа. – Это прозвучало упреком.
Но капитан Сонин не ответил. Да и что, собственно, с того, август сейчас или сентябрь. По ночам теплей уже не станет.
– Может, вы бы меня отпустили? – попросил пастух у Сонина, считая его здесь самым главным. – Ну чего я тут высиживаю. И есть хочется.
Казалось, только теперь Сонин вспомнил про пастуха, даже подумал: «А и в самом деле, чего он с нами торчит? Списать данные, и пусть идет домой».
– Вы не видели убийцу? – спросил капитан, посчитав, что Ярыгин продержал пастуха здесь скорее для компании. Оставаться