– Да рядом, недалече от Владимирской церкви. Поехали, – обрадовался Степан.
Ларчик открывался просто: квартира принадлежала семье Антипиных, землякам Степана. Они давно перебрались в столицу из Ярославля и удачно занялись торговлей. Накопив денег, стали скупать квартиры в доходных домах и сдавать внаем. Хозяйка привечала своих, ярославских, а также студентов – к ним она питала слабость и испытывала уважение: как же, эта молодая поросль изучает что-то такое сложное и непонятное, а потом они выучатся и станут докторами и инженерами. Вот и сейчас Марфа Петровна (так звали хозяйку) с интересом посматривала на паренька, которого привел Степа. Невысокий, русоволосый, круглолицый, одет небогато, но аккуратно. И разговаривает рассудительно. И на любой вопрос у него готов ответ. А то, что будет учиться на инженера -путейца, тоже неплохо – факультет находится в пяти минутах ходьбы. Один недостаток – паренек не ярославский.
Марфа Петровна подумала и решила, что это она как-нибудь переживет, а то, что комната вторую неделю пустует – вот это плохо.
– Я согласна, – заключила после некоторого размышления Марфа Петровна. – Вечером другие жильцы вернутся, так познакомитесь. У меня медички живут, поэт, актриса, даже барон есть.
– А барон что делает? – спросил Петр.
– Учится. Вернее, это сейчас он учится, а раньше дурака валял, стихи писал, да денежки отцовские спускал. Я его выгнать хотела, но папенька его приехал из Эстляндии и со всеми долгами расплатился. Он, конечно, с гонором, но привыкла я уже к нему.
Хозяйка вздохнула, а потом спохватилась:
– Идем, голубчик, я тебе покажу твои покои. И насчет самовара договоримся.
Квартира поразила Петра: она чем-то напоминала дортуар в пансионе – длинный коридор и выходящие туда двери; кухня, ванна, туалет и большой камин в коридоре.
Комната, предназначенная Петру, казалась пустоватой из-за недостатка мебели – кровать, шкаф, стол. Один – единственный стул притулился к стене, да в углу стоял ящик непонятного происхождения, на котором валялись чьи-то калоши. Окно выходило во двор-колодец, и взгляд упирался в серую стену. В комнате было темновато, но Марфа Петровна кивнула на лампу – семилинейку и сказала:
– Зато дешево.
И Петр смирился. А, попив чаю, нашел свое положение приемлемым.
К вечеру вернулись другие жильцы: две медички Таня и Маня, симпатичные смешливые первокурсницы из Пензы; поэт Гриша Ионов, принадлежащий к когорте вечных студентов, и актриса. Кудрявая шатенка в черном платье, расшитом бисером, велела называть себя Фионой. Петр никогда не слышал подобного имени, но для себя решил, что на самом деле девушку зовут как-то по-другому, а представляется она сценическим псевдонимом.
В комнате медичек накрыли стол, выставив свои съестные припасы. Петр принес мамины пироги и круг домашней колбасы; Гриша – гречневую кашу с мясом из ближайшей