Сколько стульев в воздухе летает. Если отбросить крестьян, предпочитающих стульям лавки, палатки и завалинки, а на Востоке истертые ковры и паласы. А еще, стулья, стуляшки, стульчики милы, как водочке огурчики. Среди этого океана стульев, сделанных из ореха, дуба, ясеня и палисандра. Среди стульев еловых и сосновых. Нужно найти один лишь начиненный.
Всех цыплят давно поели, анекдоты отзвенели, новости до дыр затерли, разглядели все платформы. С час остался до Москвы, размечталися они. Ипполит Матвеевич представлял музей из стульев. В ряд предметы все стояли и богатство обещали.
– Как еще там с этим музеем, неизвестно? – сказал он прямь с испугом на лице.
– Вам, предводитель, пора лечиться электричеством, а не сидеть у стульев на хвосте.
Поезд прыгал как коза, семафорили глаза. Белоснежным бакенбардом паровоз окутал дым. Важно и раскованно к причалу он подплыл.
Ах, Москва, вокзал Рязанский. Самый свежий, хулиганский. Сколько их еще таких: шумных, людных, разбитных. Приведу пример одних – знаменитых и родных.
С Курского шагает смело люд с Кавказа загорелый. Рослый волгарь с бодуна начинает путь с утра. А из Киева, Одессы прибывают не черкесы. Мчатся к Брянскому вокзалу поезда с хохлиным салом. С Павелецкого вокзала в город путь ведет лишь тех, кто приехал из Тамбова, Ртищева, еще Козлова. С Ярославского вокзала люди с Севера въезжали. Холод веял, как дурман, щипал нос и мычал.
– Едем в общежитие, – произнес Остап.
Дом студентов-химиков был вертеп в степях. Заселен был дом людьми вовсе посторонними. Топая по коридору, как пчела по помидору, два товарища на ощупь интенсивненько дышали. Кто-то рядом помогал – ядом воздух наполнял.
– Не пугайтесь, здесь фанера, слышимость на три версты. Да, забыл же вам сказать, где-то здесь железный шкаф.
Крик, который тут раздался, версию ту подтвердил. Шкаф стоял в углу на месте, синяк Кисе он набил.
– Это физические мучения.
Сколько было здесь моральных. Тут стоял скелет костлявый, челюсть хлопала в грозу. Посетитель бах о шкаф, а скелет уже в ногах. А беременные дамы помню, часто бастовали. Говорят из них одна, ночью негра родила.
Комнаты были похожи на пеналы детворы. Только кроме карандашей здесь жили людиловшевей.
– Ты дома, Коля? – спросил Остап.
– Дома, – за дверью фальцетом пропели.
Из остальных пеналов дружно зашипели. Соседи, как соседи, в лесу дружнее звери.
Остап толкнул ногою дверь, залетел как соловей. В комнате из мебели был один матрац. В красную