– Ну, мало ли… – протянул он неубедительно, и Аннушка не удержалась от горькой улыбки. – Всякое бывает…
Как ни пытался Дмитрий отговорить Аннушку, она проводила его до самого здания ГПУ и осталась ждать возле крыльца. Показав на входе повестку дежурному, Дмитрий двинулся в указанном ему направлении к широкой лестнице, по которой исконно хаживали главным образом «хозяева жизни». Прежде – графы и князья, нынче – те, «кто был ничем, а стал совсем»…
«Виновен… виновен», – нарушая грозную тишину помещения, противно скрипнули перила, когда Дмитрий, в один миг обессилев, тяжело на них оперся и сделал первые шаги вверх по ступеням. Но, услышав этот звук, он отдернул руку и дальше поднимался без помощи перил.
Постучав и войдя в скупо обставленный кабинет комиссара ГПУ, он осторожно огляделся. Над сейфом с крашеными облупившимися боками он увидел портрет Дзержинского и, встретившись с ним взглядом, невольно отвел глаза. Взгляд Дзержинского был таким, словно он мог моментально определить, сколько тебе нужно всыпать плетей, чтобы ты стал мил и послушен.
Комиссар, человек без возраста и с внешностью, ускользающей от внимания, сидел за столом, заваленным пухлыми папками и отдельными пожелтевшими бумагами. Посмотрев сквозь Дмитрия, он взял со стола одну из папок и положил перед собой. Затем, продув папиросу «Герцеговина флор», он, скорбно качая головой, произнес так, будто бы ни к кому конкретно не обращался, а готовился к выступлению на сцене:
– Полянов, значит… – закурив, комиссар принялся перелистывать страницы папки. – Ну, ну. Излагайте.
– Что излагать? – растерялся Дмитрий, чувствуя, как страх в его душе сменяется раздражением.
– Вам виднее, – заметил комиссар, так и не оторвав взгляда от записей.
«Да что он, в самом деле?! – разозлился Дмитрий. – В кошки-мышки со мной, что ли, играет?»
Комиссар молчал. И тогда Дмитрий, не выдержав затянувшейся паузы, выпалил:
– Я не понимаю, в чем, собственно, дело. Да, мой отец – дворянин, но я даже не помню его. С родственниками в Германии я никаких контактов не поддерживаю! Я честно работаю на своем месте, и мое отношение к нынешнему режиму не мешает мне выполнять свой долг.
Комиссар наконец-то поднял на Дмитрия свои бесцветные глаза и посмотрел на него с нескрываемым интересом..
– Складно говорите… – пуская дым носом, произнес он. – Вы-то нам и нужны…
– Наконец-то! – все более распалялся Дмитрий. – Впервые кому-то нужен! Что, не привыкли?! А мне скрывать нечего! Да, нынче я имел неосторожность публично высказаться, якобы Эрмитаж закроют, а картины раздадут солдатне. – (Комиссар поднял брови, так, словно услышанное явилось для него приятным сюрпризом.) – Но это шутка, понимаете, шутка?!
Дмитрий осекся. Сердце бешено колотилось, в висках стучало, и колени предательски подрагивали. Комиссар сплюнул в мусорную корзину подле стола и туда же стряхнул с папиросы столбик пепла.
– Да-а… – протянул он. – А мы-то собирались отправить вас в заграничную