– Поздравляю вас с внучкой, Леонид Николаевич! – Всеволод Алексеевич подошёл к мраморному изваянию у окна и показал ему свою находку. – Хорошая здоровая девочка. Отличные комочки Биша[2]. Слегка переохладилась, но не до степени выравнивания температуры тела с окружающей средой. Наверняка немного наглоталась… всего, – он неопределённо покрутил головой. – Неонатологи позаботятся – и через пару дней будет как новенькая. Новорождённые очень чувствительны к гипотермии, да только у вас тепло. Слишком не успела. К тому же младенцы, особенно девочки, – очень живучие. Аспирационная пневмония если и есть, так нынче всё лечится…
– Почему она у вас за пазухой? – только и спросил сдержанный и мужественный Леонид Николаевич – и упал, как подкошенный.
– Надо же, и этот рухнул, – сказал Всеволод Алексеевич, обращаясь к малышке. – Надеюсь, что не инфаркт или инсульт. Похоже, обычный обморок. От избытка чувств-с, что называется. Уж прости, дорогая, за цинизм, но, кажется, у твоего деда чувств сегодня было действительно в избытке. А где же твой счастливый папаша? – спросил он у девочки, внезапно открывшей неожиданно ясные, молочно-голубые глаза. – Как бы вены себе не вскрыл! С виду малохольный какой-то. Впрочем, истерики – они крепкие. Не в пример сильным мужчинам. Ладно, идём, дядя Сева передаст тебя в руки ангелов с проблесковым маячком вместо крыльев. Поговорить ещё успеем. Ты будешь приходить в себя в больнице, в удобном таком пластиковом корытце, а дяде Севе будет с кем словеса разводить. Скоро тут будет много-много взрослых дядь в фуражках и без, в форме и по гражданке. Жаль, что ты не можешь мне рассказать, лапочка, кто тебя в коробку для обуви положил и почему. Ну да не беда, сам разберусь. Не то для чего тогда вообще нужны взрослые, умные дяди?.. Удивительно, но мне кажется или я раскачиваюсь? Так и до лактации рукой подать! Оно мне надо?..
Телефон грянул «Рамштайном». Вот только Риты Бензопилы сейчас не хватало!
– Мама, я очень занят! – рявкнул Северный в трубку.
– Объятиями очередной блондинки? – не заржавело за матушкой. Голос Маргариты Пименовны назвать старческим язык ни у кого бы не повернулся. Это было яркого тембра молодое контральто.
– Я не уверен, что она блондинка, но на сей раз ты попала в десятку – я именно что обнимаю особь женского пола! Я тебе больше скажу – она буквально примотана к моей груди и вот-вот начнёт искать губами сосок.
– Чёртов циник! Ничего святого! Избавь меня от прямой трансляции твоих извращённых половых утех! – брезгливо выкрикнула мать Всеволода Алексеевича. – Ну да мне плевать! Мне плевать, даже если ты будешь занят чёрт знает чем, где и с кем, когда меня будут хоронить чужие люди! Плевать. Мне плевать на то, что я так никогда и не дождусь внуков. Знаешь, Севушка, на что мне не плевать? –