Из комнаты доносилась музыка. Еще более страстная, чем предыдущая.
– Я не могу принять ваше предложение, – не отнимая руки, сказала Лена.
– Почему же?
– Не могу… Неудобно…
– Это будет счастьем для меня. – Валерий Платонович стал целовать ее руку, поднимаясь все выше, выше, к локтю, плечу, потом надолго приник губами к ее родинке возле уха, где пульсировала, билась жилка.
Как в тумане слушала Лена его слова, нежные, страстные… В ней бушевал страх вперемешку с желанием, отчего было так жутко и сладостно, что кружилась голова и мир стал терять реальные границы и очертания.
Руки Валерия Платоновича гладили ее грудь, шею. Она почти не помнила, как был снят халат, рубашка. Профессор целовал обнаженное тело и тоже, казалось, терял рассудок…
Собирались безалаберно и суматошно. Вике почему-то все казалось смешным. Она смеялась всему – тому, как Николай Николаевич с охапкой ружей ухнул в снег и долго барахтался, пока не встал с помощью Ярцева-старшего на ноги, хохотала над тем, как Семен Матвеевич перепутал тулупы и все никак не мог влезть в маленький, ее, Викин. Состояние смешливости передалось и мужчинам.
– Наверное, со стороны мы похожи на толпу идиотов, – заметил Глеб.
Заднее сиденье уазика занимал лось. Семен Матвеевич взял еще с собой в машину «Джеймс Пэрдэй», с которым почему-то не хотел расставаться. Остальные вещи сложили в «Ладу». Рядом с Глебом села Вика, а Вербицкий устроился на заднем сиденье с Диком. Николай Николаевич снова захмелел. Он все норовил обнять пса, которому это явно не нравилось.
Семен Матвеевич махнул сыну рукой: поехали, мол. Уазик тронулся с места, Глеб двинулся следом.
– Папа, оставь в покое Дика, – сказала девушка, услышав недовольное ворчание собаки.
– Замолчи! Вы, женщины, ни черта не понимаете! – с трудом ворочая языком, произнес Вербицкий. – Мы сами разберемся… Да, Дикуша?
– Ты же знаешь, он не выносит пьяных. Забыл, что ли, как Дик набросился на Колокольцева?
– А меня Дик любит!
– О господи! – вздохнула Вика и, перегнувшись через сиденье, отстранила отца от собаки.
Вербицкий не сопротивлялся. Он улыбнулся и вдруг запел, безбожно фальшивя:
– Когда я на почте служил ямщиком, был молод, имел я силенку-у…
Последний звук перешел в странное завывание, отчего Глеб и Вика невольно обернулись. И расхохотались. Задрав голову вверх, Дик «подпевал» своему хозяину.
– Молодец! Давай, давай! – подбодрил пса Ярцев.
А тот выдал такую руладу, что Вербицкий замолчал, пораженный.
– Глеб! – вдруг закричала девушка.
Ярцев мгновенно нажал на тормоза. «Лада» проскочила несколько метров по снежной колее, едва не врезавшись в остановившийся уазик, замерев от него буквально в сантиметре.
Но это обстоятельство, как ни странно, не испугало – тоже вызвало смех.
Семен Матвеевич подошел к машине сына, открыл дверцу.
– Вот что, –