Такие вечера я очень любила, хотя говорить об этом Теофилусу не собиралась.
Иногда он напоминал мне, что вскоре может уехать, и в такие моменты я думала о том, что лучше бы мне больше не приходить – привыкнуть к хорошему просто, а вот, что дальше?
Но даже, несмотря на такие мысли, это были лучшие дни моей жизни!
На улице постепенно холодало, дорога к библиотеке покрывалась ковром из разноцветных листьев, и Малыш весело шуршал ими, сопровождая меня – мне не хотелось, чтобы он проводил всё время в холодном подвале, куда я проделала ход, как только зарядили дожди, и я часто брала его с собой.
У меня, наконец, дошли руки и до многочисленных книг. Работы тут было, наверно, на полжизни, но это не пугало. Напротив, я не торопилась. У меня было ощущение, что как только я закончу работу, больше не будет повода приходить сюда, а за это время библиотека потихоньку превратилась для меня в особое место.
Я уже знала, что травы, испускающие нежный лимонный аромат, – это вербена, а пахнущие горьковато-терпко – полынь; что дверцы у красного шкафчика закрыты на ключ, а у другого, стоящего рядом, скрипят и открываются при каждом движении; что у столика, на который Теофилус обычно ставил чайник, вот-вот сломается ножка, а сами чайники у него всегда разные, от обычных глиняных до тонких, сделанных из фарфора, расписанных разными узорами или цветами.
И, конечно, книги! О, сколько их было! Толстые и тонкие, в переплётах из кожи и из ткани, написанные на разных языках, с картинками и без, со страницами, пожелтевшими от времени, или, напротив, такие новые, что ещё чувствовался запах типографской краски! Они манили меня, и иногда большую часть времени я проводила не за уборкой, а за чтением.
Я старательно вытаскивала их из шкафов, протирала полки, убирала паутину и ставила назад, смахнув пыль и с них тоже. Мне приходилось залазить на стремянку, найденную в углу, что было не так просто из-за хромоты, но я делала это с удовольствием, уже предвкушая момент, когда, наконец, все шкафы будут приведены в порядок.
С Теофилусом мы тоже стали общаться чаще. Меня то и дело интересовала то одна, то другая книга. Он подробно рассказывал мне о них, иногда спокойно, иногда меряя шагами библиотеку и даже подпрыгивая от восхищения. Меня забавляли такие моменты, потому что его отношение к книгам было таким же, как у меня в детстве. Они казались мне живыми, нуждающимися в заботе и ласке, друзьями, у которых ищешь совета в трудную минуту. Конечно, об этом я Теофилусу сказать постеснялась, так же, как и о том, сколько раз в детстве представляла себя героиней сказок!
Как-то, переставляя в очередной раз толстые тома, я спросила, почему он так любит книги, что посвятил им всю жизнь.
– Не