–Людвиг, Людвиг, вы видели Питера издали, а я его знаю намного ближе. Уверяю вас, сей человек ни перед чем не остановится, ежели будут задеты его интересы.
– Но ведь за нами Европа!– с пафосом воскликнул Кенигсек.
– За нами не Европа, Людвиг,– уже назидательно, как ребенку, ответила Анхен.– За нами тысячи верст русских лесов, болот и равнин. Европе царь скажет, что по дороге на Кенигсека напали разбойники, которых здесь пруд пруди, он пожалел денег на хорошую охрану и погиб смертью героя. К сожалению, ваш Август не пойдет войной на Россию из-за того, что здесь убили его посланника.
– Да, – печально согласился Кенигсек после раздумья. – Сие может быть предлогом, но причиной – нет.
– Зачем отец поехал в такую глушь,– ломая пальцы, сказала девушка.– Как теперь отсюда выбраться?
– А что, если я предложу вам руку и сердце?– вдруг предложил Людвиг, пытливо глядя на Анхен. Лоб его влажно заблестел– Вы из Баварии, Я из Саксонии. Неужто царь махнет на два государства сразу. Мой курфюрст будет просить за меня. Август принял Питера великолепно, пообещал новое оружие, приборы, инструменты.
– Махнет, еще как махнет,– сокрушенно сказала Анхен.– И потом, я не одна, Людвиг. Я не могу рисковать. Со мной мать, двое братьев, я о них тоже обязана думать.
– А если вас спрятать?– взволнованно спросил Кенигсек, обрадованный тем, что ему, по крайней мере, не отказали.
– Куда спрячешь четверо человек?– отмахнулась Анхен.– Ехать должно неделями, а спохватятся через день. – девушка вдруг, словно спохватилась, и кокетливо улыбнулась.– И потом, почему вы решили, что я соглашусь на ваше предложение? Я ведь еще не давала ответа.
Кенигсек смутился.
– Ну-у, – раздумывая, начал отвечать он.– Я предполагал, что главное для вас– выехать отсюда. Вот и предложил. Пусть сие будет фиктивный брак. А когда мы приедем домой, вы решите окончательно, принимать мое предложение или отвергнуть.
– Спасибо, Людвиг, ты замечательный человек,– сказала с чувством Анхен и положила ладонь на его руку.– Будем надеяться, что Питер разлюбит меня. Я для того сделаю все возможное.
После той памятной беседы Людвиг и Анхен стали чаще оставаться наедине, говорили на самые разные темы от качества швейцарских сыров до нравов французского двора и достоинств пьес Расина и Мольера. Позволял ли Кенигсек себе более, чем светские разговоры, осталось неизвестным, но по смыслу писем Анхен к посланнику можно заключить, что их отношения не ограничивались беседами под луной.
Все разом изменилось с возвращением Петруши. Он уже был Петр. Анхен сидела за вязаньем шерстяного шарфа, который она собиралась поднести Людвигу к дню рождения, когда стук колес коснулся ее слуха, она глянула в окно и обмерла: у ворот дома стоял знакомый царский возок, а внизу вскоре послышался звонкий, отрывистый, похожий на лай молодого кобеля голос царя. Вот он легко взбегает по ступенькам, ближе, ближе… Анхен не успела сообразить, как себя вести, а дверь