Феоктиста Саввишна, несмотря на то, что могла быть отнесена к вышеозначенным подозрительным умам, являлась и теперь явилась в дружественный для нее дом с почтением, похожим даже несколько на подобострастие. Хозяйке и барышням раскланялась она жеманно, свернув несколько голову набок, а Владимиру Андреичу, видно для выражения своего почтения, присела ниже, чем прочим. Усевшись, она тотчас же начала рассказывать, что вчера на обеде у Жустковых Махмурова наговорила за мужа больших дерзостей Подслеповой, что Бахтиаров купил еще лошадь у ее двоюродного брата, что какой-то Августин Августиныч третий месяц страдает насморком и что эта несносная болезнь заставляет его, несмотря на твердый характер, даже плакать. Владимир Андреич сидел, развалясь в креслах, и решительно не обращал внимания на рассказы Феоктисты Саввишны; барышни также мало ею занимались: они в это время от нечего делать рассматривали модную картинку и потихоньку растолковывали ее друг другу. «Это, должно быть, тюлевая пелеринка», – говорила одна. «Нет, ma chere, это блондовая», и тому подобное. Слушала Феоктисту Саввишну одна только Марья Ивановна, но и та скоро вышла к себе в комнату.
– Чем это вы, Юлия Владимировна, занимаетесь? – отнеслась Феоктиста Саввишна к девушкам.
– Смотрим, – отвечала брюнетка.
– Что это такое смотрите?
– Картинку из журнала.
Феоктиста Саввишна пододвинулась к барышням.
– Что же это такое? Моды?
– Моды.
– Нынешние?
– Нынешние.
– Нынче наряжайтесь, барышни, наряднее: у вас зимой будет новый кавалер.
– Их всегда много, – отвечала с гримасою брюнетка.
– Кто такой? – спросила блондинка.
– Ловкий… красавец из себя… богатый.
– Кто же это такой? – проговорил Владимир Андреич.
– Василья Петровича Бешметева сын; чай, изволите знать?
– Знаю. Да откуда же ему богатство-то досталось?
– Я ведь смеюсь. Месяц только и танцевать-то учился: молодой еще человек, только просто медведь; сидит да ногой болтает; и родные-то тюфяком зовут. Не больно, кажется, и умен; говорить решительно ничего не умеет.
– Жалкий какой! – заметила брюнетка.
– А собой хорош? – спросила блондинка.
– Не так красив: волосы взъерошенные, руки неумытые.
– Фи, гадость какая! Хочется вам это рассказывать, – произнесла брюнетка.
– За что же его зовут тюфяком? – спросила блондинка.
– Очень уж неловок, не развязен, – отвечала Феоктиста Саввишна.
– Как это смешно! Тюфяк! – продолжала блондинка. – Я непременно