Он оглянулся через плечо. Дэвид прощался с незнакомцем, хлопнул его по плечу, как доброго приятеля – может, он со всеми так общается?
Или этот парень специально поджидал его в условленном месте, для отвода глаз застопорив машину на обочине.
– … вы работали вместе, верно? Я помню его, такой вежливый…
Очень вежливый мальчик, так бы ты сказала лет пятнадцать назад. Добавь еще, что он хорошо на меня влияет. Мэллори с этим утверждением поспорила бы, а вот древние духи холмов, пожалуй, согласятся.
Вежливый парень Дэйв шел к нему по склону, рассеянно улыбаясь, а на его светлой рубашке прямо напротив сердца расползалось кровавое пятно.
– …у тебя есть деньги на автобус?
Мэтт не успел продумать следующую реплику. Он во все глаза таращился на бывшего напарника. Тот не шатался, не бледнел и не думал падать. Из дырки в груди при каждом шаге толчками вырывалась темная, густая кровь.
– Мэтью? Ты меня слышишь?
– Я тебе перезвоню, – выдохнул он, нажал «отбой», судорожно стиснув телефон в руке, и на пару секунд крепко зажмурился.
– Что с тобой? – спросил Дэвид где-то совсем рядом.
Разумеется, на рубашке не было и следа крови.
– Снова вижу тебя мертвым, только и всего, – честно ответил Мэтт, возвращая мобильный.
– Видения прошлого? – нахмурившись, предположил Дэвид.
Мэтт покачал головой.
– Или будущего.
По дороге внизу с рокотом пронесся автомобиль. Городской парень в костюме, похоже, больше не нуждался в автосервисе.
6. Старая Тоирис
Старая Тоирис смотрела сквозь щели в дощатом крыльце, как снуют туда-сюда проворные подошвы новых жильцов, слушала скрип колес потертых чемоданов, смаковала ароматы живых, горячих тел, чуть приправленные душком потревоженной старой пыли. Слишком долго она спала, не замечая, как сквозь нее прорастают корни и проползают черви, и теперь не спешила шевелиться, лишь потягивалась слегка, будто разминая занемевшие конечности. Будто бы у нее по-прежнему было тело.
Она дождалась ночи, чтобы сделать первый вдох. Потянулась вверх, по отсыревшим доскам, по холодному камню стен, с северной стороны подернутых мхом. Тихо зашуршали корни спящей весенней травы, раздвигаясь и пропуская тонкие, влажные белесые нити грибницы.
Вверх, вверх, туда, где пульсируют живые соки, согретые солнцем, а не ледяной фосфоресценцией подвальных гнилушек, где бестолково мельтешат живые, разноцветные, горькие и сладкие на вкус, торопливо и жадно дышат, растут, прикасаются друг к другу, хрупкие, такие хрупкие, не потревожить бы тонкое кружево капилляров под кожей!
По стенам, перекладинам, потолочным балкам; по трещинам и швам каменной кладки, по древней штукатурке и современным панелям, опасливо избегая холодной глади оконных стекол. По витым шнурам, что стянули дорогую ткань гардин… Шелк и бархат?