– Меня побрили, – судя по осанке, парикмахер происходил из местных охранников, – и выдали тапки, – обувь оказалась тоже госпитального вида. Неслышно ступая по бежевому линолеуму, Максим подобрался к двери:
– Правил внутреннего распорядка нет, – он вскинул голову, – но лампочка забрана проволокой, – камер слежения в палате он не заметил, но не сомневался, что Комитет всадил что-нибудь в отдушины. После санитарной обработки на голову ему накинули привычный Максиму мешок:
– Но сначала измерили рост и вес, – им занимался молчун в белом халате, – и поинтересовались жалобами на самочувствие, – услышав вопрос, Максим коротко качнул головой: «Жалоб нет».
– Жалоб нет, – его взгляд возвращался к унитазу, – если здесь стоят камеры, то я очень рискую, но другого выхода у меня тоже нет, – Максим не собирался отдавать себя в руки воши, как дядя Джон называл профессора Кардозо:
– Мы с покойным Меиром должны были убить его в Амстердаме, – признался герцог, – потом в него стреляла покойная тетя Эстер, но пулю получил пан Копыто. В общем, – подытожил дядя, – человечество от его смерти ничего не потеряет.
Окошечко стукнуло. Максим нарочито небрежно сказал:
– Огоньку бы, гражданин начальник. Только вот пепельниц здесь не заведено, а сорить не хочется, чистота вокруг, – чиркнула спичка, голос из-за двери наставительно заметил:
– Так и не сори, – перед носом Максима появился ободранный коробок, – пепел стряхивай сюда, – несмотря на либеральные порядки, спичек ему, видимо, не полагалось. Попыхивая папиросой, Максим вернулся на кровать:
– Днем лежать можно, – он уставился на личную ванную комнату, как смешливо думал Максим, – сейчас вохра пойдет точить лясы, а я проверну маленькую техническую операцию.
Докурив папиросу до картонного фильтра, легко поднявшись с койки, Максим нырнул за ширму.
Майор Гурвич, как почти никогда не думал о себе Саша, пребывал в исключительно хорошем настроении. Товарищ Котов тоже не называл его на официальный манер:
– Но Андропов называет, – Саша спускался по лестнице особого корпуса Института, – а именно с ним и разговаривал товарищ Котов, – начальство вынесло Саше благодарность за проявленное усердие в поимке особо опасных преступников:
– Тебе обещали грамоту к годовщине революции, – смешливо сказал Котов, – мне, старику, уже ничего не надо, – Наум Исаакович на мгновение запнулся:
– Нет, надо, – горько понял он, – надо, чтобы мои дети от меня не отворачивались, но этому, видимо, не бывать и Ладушку не воскресить, – он вернулся к деловому тону.
Под половицами скромного саманного домика на окраине Аральска нашли почти сто тысяч долларов, около двух миллионов рублей и увесистый пакет с ювелирными изделиями из драгоценных металлов, как языком протокола выразился товарищ Котов. Лопатину,