Первым делом осмотреть ферму. Много всего может приключиться за долгую осеннюю ночь. Порой утро приносит немало сюрпризов – открытые изгороди, разбитые окна, разбросанные тут и там кучи сухого торфа, разворошенные стога сена. Когда представляется возможность порезвиться, животные никогда не упускают подобного веселья. В молодые годы Джек бывал страшно зол. Такие проделки кого угодно способны вывести из себя. Сейчас, если подобное случалось, старый фермер лишь улыбался и принимался за дело – как жаль, что четвероногие не понимают, что такое уборка. Их мозг примитивен. Он не различает понятия грязно и чисто. Им неведомо, что они оставили после себя горы мусора. Как жаль, что иногда это касается не только животных.
Вчерашний дождь щедро напоил землю. Джек наспех выпил стакан воды, без лимона, как мягко советовала Жанна, на ходу оправдываясь перед самим собой за нехватку времени, натянул рабочий комбинезон, тяжелые резиновые сапоги и распахнул двери черного хода.
В нос ударил запах сырой прелой земли. Такой бывает только поздней осенью, когда опавшие листья и жухлая трава, щедро политые ноябрьскими дождями, дают первую гниль. Земля всегда возвращает в свое чрево то, что любезно предоставила, для временного использования.
Двери черного хода выходили прямиком во внутренний дворик фермы, а оттуда, через боковую дверь можно было легко попасть в мир животных. Внутренний дворик был выложен массивным речным булыжником. Воздух тут, подобно узнику, заточен со всех четырех сторон каменными высокими стенами, лишь только подняв голову, можно почувствовать немного свободы. Каждый раз, оказываясь во дворике, Джек поднимал взор к небу – каждый раз оно было не похожим на предыдущие. Нежное, ласковое свечение догорающих звезд, на фоне синего, дымчатого ночного покрывала. Мир вокруг нас красив, но для того, чтобы оценить это нужны доброе сердце и видящие глаза, тогда как почти каждый из нас может смотреть на что либо, но далеко не каждый обладает способностью видеть. Порою, сердце слепого способно разглядеть больше, нежели здоровые глаза зрячего.
Лет двадцать с лишним назад, Жанна посадила у северной стены вьющиеся, темно-красные розы. Они стали единственным украшением внутреннего двора. Помню, как смеялся над ее затеей, убеждал, что ничего из этого не выйдет. Розы не сажают у северных стен, они погибнут от холода, не пережив и одной зимы. Жанна лишь улыбалась, с долей вызова, забавно опрокидывала назад, мешающие работе волосы, продолжая настойчиво делать свое дело. Сама того не зная, она оставила оживающие каждую весну надежды, больно ранящие меня, когда я обрезаю лишние плети, удаляю сухие ветви, срезаю отцветшие бутоны. За прошедшие годы куст превратился в огромное дерево, ветви которого мертвой хваткой вцепились в стену, проросли сквозь каменные швы кладки, слились с домом воедино. Минуя мои опасения, из года в год, в апреле, куст медленно оживал, чтобы радовать обильным