Пора колоть дрова, в сарае убираться,
Вот мужика рукастого бы мне,
Да только ты не хочешь поддаваться.
«если пуля стреляет метко, то бьёт не в цель…»
если пуля стреляет метко, то бьёт не в цель,
а в ту точку, в которой ей следует оказаться,
я пишу тебе строчки мелом, попав на мель,
и, как водится, заступаю с нового абзаца:
густо смазав помадой рот, затянув ремень,
вспоминая годы с сарказма пылью,
становлюсь устойчивой, как кремень,
поддаюсь надеждам, рождённым штилем.
отношения связывают, ноют, бьют,
их незыблемость рушится ежедневно,
если жаль потраченных зря минут,
обтирай ладони солёной пеной.
от катрена к катрену ведётся речь
о наваристой – ложка стоит – разлуке,
всё скабрезно прогнившее брошу в печь,
смажу кремом и умываю руки…
…так бывает в дружбе, в любви, в бою
(в 3D-графике всё можно показать) —
если я тебя когда-то о помощи попрошу,
то, как водится, по сценарию следует отказать.
«И она говорит: «…что до глубины, то искать её следует в сексе, а не в любви…»
И она говорит: «…что до глубины, то искать её следует в сексе, а не в любви».
А потом жмётся носом в моё плечо.
«Если ты думаешь, что сможешь меня приручить – лучше сразу уйди».
И в теле, знаешь, становится горячо.
И она говорит: «Он после меня счастлив – есть подруга, работа
И кашемировый плащ.
Я как будто взяла на себя все его заботы
И спасаю от неудач».
И она говорит: «Я могла бы с тобой тоже быть счастливой:
Щи с крапивой, глаженое белье,
Я могла бы причёски и на подоконнике в вазочке сливы,
Только чувствую: не моё».
И она говорит: «Я могла бы родить тебе дочку.
И домик чтобы стоял у реки.
Но не в силах поставить вместо свободы прочерк.
И не хочется вопреки…»
И сидим: она варит мне кофе в турке, я, как в дурке, кажется, что люблю.
В своих мыслях сжигаю её дневники в печурке.
И прошлое, как новорождённого котёнка в ведре, гублю, гублю, гублю…
«Так обычно пишут отцу, мол, зачем не с нами?..»
Так обычно пишут отцу, мол, зачем не с нами?
«Мама так красива, умеет борщ,
мы семь вёсен пускали фантики парусами,
почему отдельно теперь идёшь?»
И коряво – маме в командировку:
«Приезжай, тут бабушка – лютый зверь.
Я сажаю, ем и пропалываю морковку,
без конца смотрю на входную дверь».
Так вербализуют кошке:
«Мне жаль, ты сдохла,
нет роднее твари по всем земле.
Без твоих мурлыканий как оглохла,
в одиночестве засыпаю в московской мгле».
Набивают строку: «привет. в порядке?»,
про себя, как в сноске:
«Господи,