Афис устало вздохнул. О чем бы ни шел разговор, все неизбежно возвращалось в одну и ту же точку.
***
– Я тоже пойду, – упрямо твердил Токен, сжав кулаки и глядя куда-то мимо Афиса.
– Ты же знаешь, детям нельзя присутствовать на некоторых ритуалах. Это мое последнее слово, Токен.
– Я не ребенок! – крикнул мальчик, гневно уставившись на своего наставника. – Может, еще запрешь меня? Ты меня даже домой к матери не пускаешь.
– Мы навещали ее, – примирительно сказал Афис, стараясь не злиться.
Токен всегда был спокойным и послушным, и верховный жрец с болью в сердце наблюдал за воспитанником все эти дни. Впервые мальчик не хотел делиться своими чувствами. Словно какая-то завеса опустилась между ними. Афис с горечью поймал себя на том, что избегает взгляда Токена и еще тщательнее – общества Атааны, будто это он сам совершил преступление.
– Я все равно однажды увижу смерть, а, может быть, и сам убью, – глаза Токена были абсолютно сухими и горели лихорадочным огнем. – Пожалуйста, дядя, ведь это мой отец…
– Вот именно. Твой отец, – Афис устало потер лоб. – Ты не пойдешь, я больше не буду повторять. И пообещай мне, что не нарушишь мой запрет.
– Обещаю, – буркнул Токен и ушел в комнату, которую теперь занимал.
Окно выходило в сад, и он видел, как Афис вышел из дома в парадных одеждах. Выждав какое-то время, Токен ловко перемахнул через подоконник и быстро побежал к воротам, пока его не заметила служанка, которой наверняка поручили за ним присматривать.
***
Алтарь на главной площади представлял собой цельную каменную плиту в полтора человеческих роста высотой – чтобы все собравшиеся на площади могли видеть происходящее на нем. По периметру алтаря были выдолблены ступени, превращавшие сооружение в некое миниатюрное подобие пирамиды. По ребру верхней ступени тянулись выбитые в камне символы, складывающиеся в молитву Тхор. Жертвоприношения всегда совершались на рассвете, в тот час, когда первые лучи солнца заставляли сиять единственную позолоченную строчку, располагавшуюся на верхней восточной ступени: «Тхор, в воде зародившаяся и в воду ушедшая, прошу милости Твоей».
Плоскую поверхность алтаря и многие из ступеней покрывали бурые пятна и потеки вполне понятного происхождения. Вокруг алтаря мостовая была разобрана, обнажая полоски земли шириной в ладонь, предназначавшиеся для того, чтобы часть крови уходила в почву.
В обычные дни горожане невозмутимо ходили мимо алтаря, не обращая на него никакого внимания. Он давно уже стал привычной частью городского пейзажа и не вызывал ни страха, ни отвращения. С опаской поглядывали на него разве что те, чья совесть была чем-то запятнана.
Немало народу собиралось, чтобы поглазеть на жертвоприношение. Это странная особенность человеческой природы – кровавые зрелища ужасают и манят одновременно. Для погрязших в рутине людей, чьи дни неотличимы друг от