Волосы падают на лицо, и она их не поправляет. Самоуверенности явно поубавилось.
– По сути дела, вы правы. Но обсудить все-таки стоит. По-моему, нам с вами надо разобраться, почему вы, я и многие другие ощущаем потребность притворяться и обманывать. Вряд ли ваши резоны сколько-нибудь оригинальны. Финансовая стабильность, ипотека, дети. А может, выбрали меньшее из зол…
Смотрит в упор. Бедняга понятия не имеет, как легко ее раскусить, насколько часто она себя выдает. Когда она вчера пыталась открыть окно, задралась блузка и стал виден живот, дряблый и морщинистый, точно карта рельефа. С блестящими растяжками, как у всех женщин, – шрамами деторождения, которые не исправишь никакой «собакой мордой вниз», «сурья-намаскарой»[3] и прочей хренью. Мне всегда нравилось в Несс, что плевать она хотела на свой послеродовой животик. Настолько совершенна во всем остальном, что обращать внимание на жир на животе было бы просто неприлично.
На мгновение отвлекаюсь. Когда вновь смотрю на доктора Робинсон, в ее прищуренных глазах сверкает сталь.
– Вечером сюда заедет сержант Аллан. Вы готовы? Предупреждаю, Конни, он не такой вежливый, как я. Миндальничать не станет.
– Ах вот, значит, что вы делаете? Миндальничаете? По-моему, это нечестно.
Душно. Ее кожа лоснится. Губы все в мелких морщинах – от суровой мимики и частого курения. Для зрелой кожи это – смерть.
– Как думаете, Конни, почему вы здесь?
Такая она мне нравится: жесткая, твердокаменная. Мой уважометр ползет вверх.
– Не надо с собой так строго, – замечаю я. – Не расстраивайтесь. Притворяются все. Может, отдельные счастливицы на самом деле что-то чувствуют. Надеюсь… Господи, очень надеюсь, что хоть кто-то в этом мире живет без лжи! Однако для остальных притворство крайне важно. Скажу больше – оно жизненно необходимо. Это фундамент, на котором мы строим свой мир.
Гляжу на листок на дереве. Тишина. Доктор Робинсон размышляет. Потом сознательно идет у меня на поводу.
– По-вашему, в отношениях нет места абсолютной правдивости?
Хороший вопрос. Он возвращает меня на год назад. Я в постели, нашей постели. Я люблю новую кровать: она огромная, удобная, сама по себе – целый дом. Воскресное утро, Карл принес мне кофе, за окном погожий денек. Я всем довольна. Слышу мультики по телевизору на первом этаже и чпоки футбольного мяча Джоша о стену дома…
– Однажды утром, – я поворачиваюсь к доктору Робинсон, – как мне показалось, без малейшего предупреждения, Проныра отхлебнул кофе и заявил, что несчастлив со мной уже много лет.
Смолкаю. Нет сил говорить. Это воспоминание до сих пор повергает в шок. Как можно не замечать, что твой партнер несчастен?!
– Продолжайте, – просит она и в самом деле внимательно слушает.
– В смысле, никто не ждет, что после семнадцати лет брака он будет прыгать от радости. Но он не производил впечатление несчастного.
– И