– Домой больше не приходи!!! Слышишь?!! С милицией выставлю! Ты здесь больше не живешь!!!
Крик матери разнесся по всему подъезду, эхо заметалось по лестничным пролетам, и закрывшаяся дверь хлопнула как пушечный выстрел – Лена подпрыгнула на месте; и тут она вдруг поняла, что не может открыть от боли левый глаз, в него как будто иглу воткнули; кожа обнаженных рук как будто вспухала и ее жгло, саднило… Лена стала спускаться по лестнице: вон, вон отсюда, наружу… Вышла на улицу, где уже темнело, прижмурив левый глаз, мельком глянула на наливающиеся красным борозды на руках – их пекло огнем…
…И только здесь она поняла, что ее выгнали из дома.
Делать-то что? Что делать?
К глазам подступили такие предсказуемые и такие же непрошенные слезы, и… левый глаз чуть ли не взорвался изнутри требовательной, жгучей и пульсирующей болью – еще бы, слезы-то соленые! И тушь потекла! Она прижимала пальцы к глазам и тут же отдергивала их, стояла на улице слепая на один глаз, беспомощная, плакала, подвывая от отчаяния, и не знала, что делать.
В этот момент в сумочке зазвонил телефон. Она достала его наощупь и увидела здоровым правым глазом на светящемся экране – «Олег», хотела уже нажать «Ответить» … но тут защипало от расплывшейся туши и этот глаз…
От отчаяния она зажмурилась и двинулась куда-то вслепую, плача и сжимая телефон в руке. Побрела в направлении дороги, но тут же поняла, что была неправа, услышав рычание машины за спиной и резкий сигнал. Лена остановилась, не зная, куда ей идти, стояла и плакала, опустив голову, держась за левый глаз, поскуливая: боль в нем была жгучей, непроходящей и оттого пугающей, второй щипало также немилосердно… Телефон все надрывался в ее руке – и вдруг замолчал.
Тут кто-то схватил ее за руку и сказал знакомым тихим и хриплым голосом:
– Что с тобой? Лена?
Олег забрал у нее замолчавший телефон, взял жесткой горячей ладонью её руку и повел – к машине, как оказалось. Стукнула дверца, он усадил Лену на переднее сиденье, придержав, как в американском полицейском боевике, ее голову; уселся сам – машина дрогнула…
– Кто? Кто это сделал? Ты слышишь меня? Лен…
– Мать…
Глаза черные стали по-настоящему страшными. Она увидела это, только мельком глянув в них, потому что отворачивалась от него, стыдилась своей изуродованной, вспухшей физиономии, расплывшейся липкими разводами туши, стыдилась слез… Он взял крепкими пальцами ее за подбородок и силой развернул лицо к себе. Лена жмурилась, чувствуя расплывающиеся под веками слезы, дикую, на грани терпения, раздирающую боль в левом глазу… Олег молчал и слегка поворачивал ее лицо из стороны в сторону. Смотрел долго и она решилась, часто моргая, превозмогая боль, приоткрыть один глаз: Олег внимательно и бесстрастно (как врач, подумала она), рассматривал ее щеки и лоб, следы от плетки на них; строго приказал – «смотри