– Треклятое пристрастие, – проговорил Рамзес II. – С тысяча девятьсот двадцать пятого года. Остановиться не смог. Руки загребущие, то есть загребущие не особенно, а вот выпускать не любят. Все началось в тот день, когда я забыл выбросить утренние газеты. Дальше скопилась подборка за неделю, и пошла в рост гора макулатуры: «Трибьюн», «Таймс», «Дейли ньюс». Справа от вас тридцать девятый год. Слева – сороковой. Второй штабель сзади – весь из сорок первого!
– Что бывает, если вам понадобится какой-нибудь номер, а на него навалено фута четыре?
– Стараюсь об этом не думать. Назовите дату.
– Девятое апреля тридцать седьмого года, – слетело у меня с языка.
– Какого черта? – одернул меня Крамли.
– Не трогайте парнишку, – шепнул старик под пыльным одеялом. – Джин Харлоу[12], умерла в двадцать шесть лет. Уремическое отравление. Панихида завтра. Лесная Лужайка. Похороны сопровождает дуэт – Нельсон Эдди, Джанетт Макдональд[13].
– Бог мой! – вырвалось у меня.
– Варит котелок, а? Еще!
– Третье мая сорок второго года, – ляпнул я наобум.
– Погибла Кэрол Ломбард. Авиакатастрофа. Гейбл рыдает[14].
Крамли обернулся ко мне.
– Это все, что тебе известно? Звезды забытого кино?
– Не цепляйтесь к парнишке, – проговорил старческий голос шестью футами ниже. – Что вы здесь делаете?
– Мы пришли… – начал Крамли.
– Нам нужно… – начал я.
– Стоп. – Старика закружила пыльная буря мыслей. – Вы – продолжение!
– Продолжение?
– В последний раз, когда на гору Лоу взбирался самоубийца, чтобы кинуться вниз, ему это не удалось, он спустился на своих ногах, внизу его сшиб автомобиль, и благодаря этому у него есть теперь на что жить. Последний случай, когда здесь действительно кто-то побывал, пришелся… на сегодняшний полдень!
– Сегодняшний?!
– Почему бы и нет? Почему бы не навестить старого, утонувшего в пыли калеку, с тридцать второго года забывшего о женских ласках. Да, незадолго до вас здесь побывал кое-кто, кричал в туннеле из плохих новостей. Помните сказку про мельницу, варившую овсянку? Скажешь «вари», и из нее польется горячая каша. Парнишка ее запустил. А как остановить, не знал. Проклятая овсянка затопила весь город. Идешь куда-нибудь – проедай себе дорогу. А у меня вот полно газет, а овсянки кот наплакал. О чем бишь я?
– Кто-то у вас кричал…
– Из коридора между лондонской «Таймс» и «Фигаро»? Ага. Женщина, ревела как мул. Я даже описался. Грозилась обрушить мои штабеля. Лягнуть один – и конец, визжала она, обвалится твоя треклятая постройка и раздавит тебя в лепешку!
– На мой взгляд, землетрясение…
– Было, было! «Наводнение на реке Янцзы» и «Дуче побеждает» тряслись почем зря, но я, как видите, цел. Штабеля выстояли даже в большое землетрясение тридцать второго года. Так или иначе, эта ненормальная обвинила меня во всех