Ниночка и Шамиль стали близки в первую же ночь. Сначала они жили в его пятикомнатной квартире в центре города, а затем в роскошном особняке, подаренном ему китайцами. Везде и всюду за ней следовали два могучих телохранителя. Они сидели на репетициях, стояли у входа в гримерку, сопровождали в походах по магазинам и по первому звонку доставляли ее к генералу.
Ниночка вновь осознала себя важной персоной. Но влияние, которое актриса имела на окружающих, находясь рядом с Костылиным, не шло ни в какое сравнение с той властью, которой она стала обладать теперь. Генерал баловал свою возлюбленную, исполнял любые прихоти. Ниночке льстило, что она теперь могла решать многие вопросы, лишь сделав один звонок Первой Голове.
Желая быть великодушной, она участвовала в судьбе своих коллег, решая их житейские проблемы. Актриса делала это с удовольствием, но не для облегчения им жизни, а для того, чтобы потешить свое самолюбие и показать всем свое могущество. Однако, несмотря на это, она реально помогла многим из актеров, снискав тем самым среди них популярность. Они уже откровенно не сторонились Ниночки, но между собой по-прежнему считали выскочкой.
Несколько поутихли и театральные острословы, иронизирующие по поводу ее нового статуса. Никто из них не хотел повторять судьбу Иллариона. К тому же любые колкости в ее адрес жестко пресекалось новыми руководителями театра, которые боялись навлечь на себя гнев Первой Головы. Они понимали, какое влияние теперь имеет Ниночка, и во всем с ней советовалась, а спустя какое-то время, желая угодить, перестали задействовать в постановках Иллариона. Все актеры, за исключением Троегубова, молчали, опасаясь, что встав на защиту своего коллеги, навлекут на себя гнев Ниночки.
После ареста главного режиссера и директора «Сарказмотрона» атмосфера в театре резко переменилась. Давид Борисович, заменивший хрусталики, казалось, обрел вторую молодость. Помимо того, что он увлекся Екатериной, одной из самых ярких актрис «Сарказмотрона», которая была одной из его партнерш в спектакле «Судьба тирана», он начал вести активную общественную деятельность по защите честного имени Мансура Подъелдыкова. Однако его усилия не нашли широкого отклика в актерской среде. Новое руководство, не решаясь уволить Троегубова, имевшего обширные связи с актерами по всей стране, рекомендовало коллегам относиться к его высказываниям как к бреду выжившего из ума старика.
* * *
– Отпустил бы ты меня домой, Поликарп Прокопьевич, – просил отец Ксенофонт президента в один из его визитов в резиденцию. – Не получилось у меня увидеть твое будущее. Найди себе другого прорицателя.
– Не получилось сегодня, получится завтра, – стоял на своем Ватутин.
Несмотря на то, что после нескольких неудачных попыток Ватутин прекратил гадание, он не отпускал из резиденции старца, аргументируя