А я шагнул к нему и крепко обнял, и пробормотал что-то о том, что жду его с победой. И о том, что – как же так? – у меня не хватило времени сделать ему дополнительный амулет. Оберег, который хранил бы его в море и в бою.
– Дурачок, – шепнул расчувствовавшийся Чудила, – ты не понял, что нет сильнее оберега, чем доброе сердце. Благословение Эи будет с тобой всегда. И я вернусь, ведь ты этого хочешь.
– С нами, – объяснил я ему. – Благословение Эи будет с нами. Ты причастен не меньше к спасению Доброго Сердца. Ты рисковал многим. Я тебя жду.
– Кажется, ты не понял, о чём я, – усмехнулся Чудила.
– Петрик, скорее! – кричали ему.
Кричали что-то ещё, но для меня слова сливались в неясный шум, в гул прибоя: «Ышшш! Ышшш!». От волнения что-то сделалось со слухом.
Отцепив меня от себя, мой друг побежал к тем, кто отбывал в порт. Король и королева смотрели на сцену нашего прощания очень странно. Выражение их лиц было напряжённым и расстроенным.
А вот заморский принц и все прочие веселились от души, глядя на меня. Нет, никто не смеялся оскорбительно, не показывал пальцем, но понятно же, что всем удивительно и интересно наблюдать Далима номер два, перекрашенного анчу из Повыше, пробравшегося во дворец… Далим, думаю, сумеет объяснить, зачем. Например, чтобы проститься с другом Чудилой, которого не выпускали в город, потому что он провинился перед королём. В другое время я сам посмеялся бы и пошутил, зрелище темнокожего меня, согласитесь, забавное до невозможности. Но было совсем не до этого. Я забыл, как странно выгляжу.
По инерции я тихонько двигался за Петриком. А он быстро пересёк лужайку, вскочил на Сокровище, лучезарно улыбнулся нам всем, махнул рукой, и сильные мира сего отправились вершить великие дела.
*
Королевский поезд выкатился за ворота, стихли стук копыт и приветственные крики на площади. Красивые эти люди недавно были здесь, Далим и Назика, и Петрик, даже король с королевой, оборачивались и махали мне и тем, кто провожал их, выйдя во двор, на зелёную лужайку, и вот они уехали, скрылись за поворотом, за домами, за чужими головами. В моём сердце только грусть и тревога, и что с этим делать?
Что?
А на меня глядели с любопытством, подбирались ближе, я слышал девичьи смешки, удивлённые возгласы мужчин. Дети поварих и горничных окружили меня, трогали мою одежду, заглядывали в лицо.
– Нет, – тоненько крикнул крохотный мальчуган, – это не принц Далим. Принц уехал бить пиратов. У этого сабля не настоящая.
– Вы кто, дяденька? – пискнула полненькая девчушка лет восьми.
– Это Миче. Миче, сын Арика Аги, – сообщил кто-то. – Я слышал, его так называли. Гляжу – и впрямь Миче.
– Ты чего это, Миче, больше не хочешь быть анчу?
Вокруг засмеялись.
– Я не хочу? Почему? – удивился я. И вдруг вспомнил, какой я сейчас чёрный, и расхохотался. Надо же, какой случай!
Вокруг