Баркаролла
Бьются волны в борт гондолы,
Освещенные луной,
И под звуки баркароллы
Мы плывем в тиши ночной.
Всюду ряд волшебных зданий
На гранитных берегах,
И неясность очертаний
В тихо блещущих волнах.
Сколько сказочных видений
В бледном сумраке ночном!
Только ты в немом томленьи
Вся склонилась над веслом.
Только ты не веришь сказкам
Этих радостных ночей,
И моим не веришь ласкам,
И тоске моих очей…
Максим Славинский
Догаресса
«В голубом эфира поле
Блещет месяц золотой;
Старый дож плывет в гондоле
С догарессой молодой»[573].
Убаюканный волнами,
Утомленный трудным днем,
В ложе, убранном коврами,
Дож заснул глубоким сном.
Тихо плещет о гондолу
Светло-синяя волна, —
И челом поникла долу
Дожа старого жена.
Звезды ясными лучами
С неба ласково глядят, —
Затуманился слезами
Догарессы светлый взгляд.
Ночь полна благоуханьем.
Ночь и нежит и томит, —
И тоскою и рыданьем
Догарессы грудь кипит.
Дож, проснись, – жена рыдает,
Обласкай, уговори!
Слезы, что из глаз роняет,
Поцелуями сотри!
Не тобой, властитель старый,
Догаресса занята, —
Ей иные снятся чары,
Снится юность-красота.
Невозвратное былое
Перед ней воскресло вдруг, —
Сжалось сердце молодое
От забытых раньше мук…
Свет и блеск. Толпой шумящей,
Улыбаясь и смеясь,
Во дворец на пир блестящий
Вся Венеция сошлась.
Бархат мягкий и тяжелый,
Море шелка и цветов…
Молодежи смех веселый,
Важный говор стариков…
Догаресса всех встречает,
Всех улыбками дарит,
На поклоны отвечает,
Но тревогой взор горит.
И страданье, и забота
Залегли в груди у ней,
Очи светлые кого-то
Робко ищут средь гостей.
Вот он, вот красавец стройный
С бледным вдумчивым челом;
Дышит взгляд любовью знойной,
Светит ласковым огнем.
Он спокойно и с улыбкой
К догарессе подошел
И, склонивши стан свой гибкий,
Речь безумную повел, —
И слова его звучали
То надеждой молодой,
То отчаяньем печали,
То безбрежною тоской:
«Завтра утром, ранним-рано,
В час, как солнце лишь взойдет
И осветит из тумана
Гладь лазурных, сонных вод,
Уезжаю навсегда я,
И тоскуя, и любя, —
Но поверь мне, дорогая,
Не забуду я тебя.
Пусть