И увлеченье Дездемоны
Ему что в сердце финский нож!
Но убедил Отелло дожа,
Что мавр отнюдь не Асмодей,
И дал добро на брак вельможа,
И стало все как у людей.
Оно бы так, но подчиненный
Отелло – Яшка-лейтенант
На горе бедной Дездемоны
Был страшно вредный интригант.
Исчез платок! Обман и драма!
Подвоха мавр не уловил,
И, не считаясь с тем, что дама,
Он Дездемону удавил.
Кончиной потрясен супруги,
Вошел Отелло в жуткий раж —
Всех перебил, кто был в округе,
А под конец пырнул себя ж!
Пусть поступил Отелло смело
Или трусливо – вам судить,
Hо мавр – он сделал свое дело,
А значит, может уходить…
Девки, девки, взгляд кидайте
Свово дале носа вы
И никому не доверяйте
Свои платочки носовы!
Николай Павлов
«Слышишь, играет виола…»
Слышишь, играет виола
Грустный, до боли мотив?
Плавно скользнула гондола
– В узкий пролив.
Слышишь, звенят мандолины?
Давит величьем портал…
Вкован в немые теснины
– Мутный канал.
Близится лоно лагуны…
Строги громады дворцов.
Сердца откликнулись струны
– Песней без слов.
О, эти тайные ласки,
Страсть, и любовь, и обман!..
Чудился в тающих красках
– Тициан…
Валентин Парнах
«Иду в улыбки и в толпу беспечных…»
Иду в улыбки и в толпу беспечных,
Когда на площади оркестр и тьма.
Цепляется за пуговицы встречных
Венецианских шалей бахрома.
Но волн хочу. О ветр и мол,
И столкновения гондол!
«Аравитянки иль индуски…»
Аравитянки иль индуски
О смуглые цвета,
Лица родимый очерк узкий
И дикие уста!
Легчайших кружев плеск, белея,
К ее руке приник.
Ей нежно открывает шею
Кастильский воротник.
Вот ночью черной и веселой
На вековом молу
Она стоит перед гондолой,
Чтоб долго плыть во мглу.
Венеция и бред Востока,
И музык древний час
Исторгли жадно и жестоко
Мой стон по Вас!
София Парнок
«Я не люблю церквей, где зодчий…»
Я не люблю церквей, где зодчий
Слышнее Бога говорит,
Где гений в споре с волей Отчей
В ней не затерян, с ней не слит.
Где человечий дух тщеславный
Как бы возносится над ней, —
Мне византийский купол плавный
Колючей готики родней.
Собор Миланский! Мне чужая
Краса! – Дивлюсь ему и я. —
Он,