Ишь, она, ночь-то,
Прочно бережет.
Очи-то точно
Целуют бережок.
Ищут нам дорогу,
Счастливую для ног.
Чтоб горькую тревогу
Берег скрыть помог.
Авось, да не догонит
Камень из праща.
Морские гривы-кони,
Галеры, порт,
Прощай.
Пришел рабу
Конец, и я
Уйду
В приволье дней.
Прощай,
Страна Венеция —
Тюрьма
Слепых огней.
Прощай. —
И ночь
В густую шаль тепла
Окутала троих,
Дорогой
Тайной повела
Легко и мудро их.
И ночь
Им стала дня ярчей.
Сердца – остры мечи.
И небо
Звездами очей
Бросало им лучи.
Жизнь на мечах!
Мчи!
На рабских плечах
Палачи.
Жизнь, мчи.
Федор Касаткин-Ростовский
Звезда лагун
Сцена-монолог в I действии в стихах
(по сюжету Ю. Д. Беляева)
(«Лагуны» посреди моря около Венеции. Вдали освещенный огнями город. На авансцене на сваях среди воды часовня-капличка со статуей Богоматери. Ночь, луна. Вдали шум карнавала. Слева показывается гондола, на ней без парика с безумными глазами актер, старый и усталый, схватывает руками статую и полубезумно шепчет.)
Из толпы, что безумна в часы карнавала,
Из толпы полумасок шутов и плащей
Я пришел помолиться к Тебе, как бывало,
Как когда-то средь детства умчавшихся дней.
Я бежал от веселья безумного чада,
Поцелуев, ругательств и песен вдали
В твою тишь, где нисходит нам в душу отрада,
Чтоб забыться в молитве от горя земли…
Там, Мадонна… Далеко… Блистая огнями,
Средь Венеции нынче шумит карнавал,
Здесь спокойное море плескает волнами,
И сюда от людей я к тебе прибежал!
Я актер, о, Мадонна! Меня освистали
Средь театра сейчас… О! какой то был срам!
Я бежал из театра… Подвязки упали,
И парик где-то верно оставил я там!
Как смеялась толпа!.. Какой ужас, Святая!
Я бежал от людей, жребий грустный кляня,
А один негодяй ударял, догоняя,
С злобным смехом и свистом хлопушкой меня.
Сам не знаю, куда я бежал… А за мною
Разда<ва>лись насмешки и крики вдали.
В челн рыбачий я прыгнул, томимый тоскою,
И к тебе меня волны во тьме принесли.
Утомленный от криков и дикой погони,
Головою усталой к тебе я приник…
– Меня сделал, Мадонна, актером – Гольдони,
Я Гольдони великого был ученик!
Он был другом отца… Помню, в детстве, бывало, —
О, Мадонны!.. Рассказ этот ты мне прости, —
Говорил он: «Джованни… Темно уже стало,
Из „Обманщика“ ты монолог мне прочти».
Я читал перед ним… Нежным ласковым взором
Он