Со ступеньками вверх и вниз.
Я по ним до утра ходить готов,
К ним спешу и лечу – зовет их зов —
Как лунатик на свой карниз.
А под ними чуть слышный зыбкий плеск,
Потускневших огней неверный блеск,
Исчерна зеленая муть,
Где мерещится мне затонувший лес
Кораблей, потерявших путь.
Хворый говор домов, воркованье веков,
Перебор приглушенный – слышь:
Порча пудренных париков,
Червоточина челноков,
Пришепетывающая тишь.
Разговор-перебор, перегар, – пустоцвет
Нескончаемых прошлых лет,
Суховей пролетевших дней.
Нет, нет, нет. Нет в домах людей,
Нет на Площади голубей,
И не я, тень моя
С мостика на мост
До предутренних звезд —
По ступенькам скользит,
Вдоль каналов летит…
Нет!
Нет меня. Нет меня.
Нет.
Там же еще раз
Темнеет жизнь. Но тут
Милосердный не меркнет свет.
Тут, где не сеют, не жнут,
Внятен зыбкий завет
Всех улетевших лет, —
Всех минувших милых минут
Неисследимый след.
Жгучих, жгучих минут…
Камни о них поют,
Ветры возврата их ждут,
Воды им плещут в ответ.
Тут, где не сеют, не жнут,
Небо – нежнее нет.
Говорит Венеция:
«Забудь свой век, свою заботу,
Себя и всех и все забудь,
Сквозь предрассветную дремоту
Скользи, плыви – куда-нибудь,
Под крутобокими мостами,
Вдоль мраморов и позолот,
Туда, где светлыми шелками
Расшит янтарный небосвод.
Ты в гондоле без гондольера,
Во власти ветреной волны
Тебе неверие и вера
В двойном их трепете даны.
И помни не внутри: снаружи
Душа всего, чем ты живешь,
В узоре тех нездешних кружев,
В улыбке уст, чья ложь – не ложь.
Правдивей злата позолота,
Жемчужней жемчуга заря,
С тех нор, как опустил в болото
Безвестный кормчий якоря.
И воссиял над синевою
Сон, что тебе приснился вновь.
Не просыпайся: я с тобою;
Проснешься – разметет грозою,
Зальет соленою волною
Твою последнюю любовь».
Мансур Векилов
Дождь в Венеции
Моросит зауряднейший серый дождик,
А за дождиком – смутное что-то виднеется…
Вот это и есть – Дворец дожей?
Вот это все и есть – Венеция?
Я стою на мостике. Холодно и сыро…
Может быть, от старости мостик горбат?
От канала тянет плесенью и сыром…
Извини, Венеция, виноват.
Ты ведь не такая, совсем не такая.
Утром на канале – голубо, светло,
И гондола, будто