Предыдущая книга закончилась рассмотрением новозаветных книг.
Новозаветное Откровение – наиболее полное и подробное представление о Боге, человеке и мире. После Нового Завета иного Священного Писания не было и не будет. Уже всё сказано.
И что же произошло с пониманием человеком мироздания и своего места в нём после формирования новозаветных книг? Как стала пониматься история человечества в период после создания новозаветных книг – в поздней античности и в средневековье? Стала ли теперь библейская модель основой для понимания истории? Повлияла ли новозаветная модель на языческие модели? И в чем же коренное отличие новозаветного понимания Промысла от языческого?
В этой книге мы и попробуем ответить на эти вопросы, попробуем осмыслить изменение понимания промысла. Наше осмысление основывается на концепции моделей истории, считающей основой мировоззрения понимание своей общности, своего МЫ.
Часть I. Первые века после Нового завета
Рассмотрим тексты нескольких языческих авторов, знакомых с новозаветным благовестием. На их примере очень четко видно различие языческого и христианского осмысления промысла.
Языческие тексты
Мы рассмотрели в общих чертах новозаветную модель истории. В первые века после Рождества Христова языческие религии стремительно перестраиваются, черпая многое из христианства, но принципиально не замечая самого главного. Интересно наблюдать, как язычество пытается «мимикрировать» под христианские представления, подражая им внешне, но упорно отрицая самое важное. Очень показателен в этом отношении пример Плутарха.
Мы все знаем Плутарха и читали либо его книги, либо пересказы его книг. Он, пожалуй, самый популярный и читаемый из всех античных авторов. Его «Сравнительные жизнеописания» издаются и переиздаются и пленяют многие юношеские души. Его рассказы понятны и вполне вписываются и в современные модели истории.
Но мало кто знает, кем был Плутарх помимо писателя-историка.
Он был жрецом. Профессиональным языческим жрецом. Жрецом Аполлона в Дельфах. В тех самых Дельфах, которые издревле были известны своими пифиями и их оракулами.
Дошло до нас и несколько трудов Плутарха, написанных именно в качестве жреца Аполлона. Одной из интереснейших работ является небольшой диалог, озаглавленный «Почему божество медлит с воздаянием».
Очень советую прочесть его – на это потребуется всего полчаса. Лучшего пособия по поиску ответа на вопрос, чем отличается языческое понимание промысла от христианского, сложно придумать.
В этом диалоге Плутарх, будучи жрецом Аполлона, перед собеседниками опровергает мнение Эпикура и пытается доказать, что промысл существует, что мир устроен разумно, в соответствии с волей божества и всё в этом мире происходит по законам справедливости.
Размышления и аргументация Плутарха очень убедительны и, на первый взгляд, очень похожи на привычные нам.
Давайте рассмотрим их подробнее.
Плутарх начинает диалог с тезиса о непостижимости промысла. Людям сложно понять даже дела правителей, а уж тем более – дела богов. Невозможно человеку понять это высочайшее искусство – искусство справедливости. Только боги могу знать, что в настоящий момент является лучшим для человека, – и это лучшее они ему и посылают. Боги терпеливо лечат зло в человеке, исправляя то, что можно исправить.
«И если трудно простому человеку понять расчет врача, производящего операцию позже, а не раньше, и делающего прижигание не вчера, а сегодня, то ничуть не легче смертному человеку сказать и о богах что—либо кроме того, что им виднее, когда им лечить зло, в качестве лекарства налагая заслуженное возмездие, каждому своей мерой и каждому в свое время. Это лечение души, называемое законом и справедливостью, есть величайшее искусство»1.
Плутарх соглашается с размышлениями Платона о боге. Характерно, что он говорит то об одном божестве, то о множестве богов. Для него здесь нет противоречия. Множество богов – это, скорее, множество проявлений одного божества. Бог, согласно Плутарху, есть образец добра и хочет, чтобы люди были добродетельными. Высшее счастье человека – возможность подражать божеству, подражать божественному добру. Бог сам вкладывает в человека добродетель и делает его подобным себе.
«Итак, признайте прежде всего, что по Платону бог, предстающий образцом всякого добра, сам влагает в людей добродетель, в некотором отношении уподобляющую божеству всех, кто за ним в состоянии следовать. Ибо природа всего мира не знает порядка, и чтобы этот мир преобразился в нечто упорядоченное, начинать он должен с уподобления и причастия божественной идее и добродетели. И тот же Платон говорит, что природа нам дала зрение, дабы, созерцая восхищенно