«И, в обратный отправившись путь,
всё равно не вернешься обратно»
Н. Новиков
Введение
Лицо женщины плавало на поверхности воды, как неестественно бледное нежное пятно пастельных тонов на картинах у старых фламандских мастеров (а может итальянских, черт его точно знает, он в этом не слишком-то хорошо разбирался, хотя когда-то и любил живопись), как гипсовый слепок, слегка покачиваясь и касаясь неровным краем бортика чугунной ванны и отдельно от неё самой, от её бренного, брошенного на произвол судьбы тела, словно бы представляя из себя нечто самостоятельное и обособленное, нечто целое и совершенно особое, поэтически выражаясь (что было ему совсем несвойственно) – одинокий кораблик, а не часть её уставшего от постоянной страха и бесконечной череды стрессов организма. Организм словно бы сбросил с себя это лицо, как надоевшую маску, шелуху, как символ всего навязанного ему, омертвелого, всех проблем, неприхотливо отбросил его в сторону, и оно зажило своей самостоятельной и мертвой жизнью части, потерявшей своё целое, а, следовательно, заодно и всякий интерес к нему. Наверное, тело её сотрясалось в судорожных конвульсиях перед кончиной, пока не замерло окончательно и навсегда, упокоившись на дне ванны. И вот теперь мертвое лицо как символ смерти, только это. Значит, кто-то уже успел побывать тут, в квартире, до них, и добраться до этой женщины. Кто-то, если судить по этому мертвому телу, очень недобрый и агрессивный, и явно не с лучшими намерениями и побуждениями. Наверняка, Крысы, подумал Андрей, больше некому, их рук дело, именно они и только они, окаянные, так поступают с теми, кто с ними в чем-либо не согласен и им опасен, либо претит своими взглядами или поведением, их гнилой почерк и стиль, чувствуется сразу. Душегубы, для них душа человеческая есть только ложь и сказки, а жизнь человека и гроша ломаного не дадут. Видать, она им чем-то не угодила, чем-то серьезно не потрафила, такое бывает, не впервой. А может, просто развлекались и нечаянно, нежданно-негаданно перестарались. У Крыс бывают разного рода развлечения, в том числе и такие, после которых от живого человека остается лишь пустотная его оболочка, не наполненная никаким содержанием, а иногда случается и вот такое, такой казус. Да-а, бывают в жизни огорчения и похуже того, но только редко, заключил Андрей. Это был молодой мужчина тридцати трех лет от роду, среднего роста и среднего телосложения, черноволосый, с задумчивым выражением лица правильных очертаний, одетый в темную кожаную куртку и потертые синие джинсы, почти потерявшие свой цвет в процессе их носки, на ногах – видавшие виды, но все ещё прочные, коричневые кроссовки со шнуровкой, похожие на ботинки, и в подавляющем большинстве случаев с успехом заменявшие их. Лицо его, пожалуй, можно было бы назвать красивым и даже благообразным, если бы не чрезмерная и какая-то застывшая напряженность и усталость, утомленность во взгляде, это был взгляд давно уже жившего и от много уже успевшего устать человека.
Ну что ж, видал он и не такое, не такие виды и картины, всё это было ему не в новинку и не в диковинку, эти мрачные зрелища не для слабонервных и павших духом. Правда, раньше он видел нечто подобное только во сне, а не наяву, но и то хлеб, это тоже был некий, видимо жизненно необходимый для него опыт. Опыт по выживанию человека в нечеловеческих условиях существования. Алле-оп, и прыжок через горящий обруч был сделан, благополучно исполнен и совершён. Жаль, что зрителей было маловато, а если сказать точнее и правдивее – то всего два, да и то, в сущности своей, никудышные были зрители, не бог весть что, но ведь, как говорится, на безрыбье и рак – рыба, а обезьяна – женщина, хотя и не очень красивая и не для всех привлекательная, что называется – на любителя. А он любителем не был, да и профессионалом в этом деле тоже, откровенно говоря, он был всего лишь дилетант, заброшенный неизвестно куда и непонятно зачем, за каким таким лешим. Да уж, абракадабра и ахинея, одним словом – проблема. Причем проблема, которую нужно было решить как можно быстрее, и желательно без лишних потерь для и так уже изрядно потрепанной и неустойчивой, истощенной психики, к примеру, такой вот, как у него сейчас. А он на этот счет отнюдь не обольщался, и в отношении себя давно уже всё понимал и осознавал.
Андрей смотрел на это бледное, судя по всему, когда-то очень красивое и выразительное лицо (а оно и сейчас, до сих пор ещё было очень красиво в этой своей величественной и величавой отрешенности от всех земных проблем, житейских хлопот и дел, от самой бренности бытия, хотя красота эта была очень специфична и далеко не каждому бы понравилась), и ему было не по себе. Он глядел на это незнакомое ему лицо в глубокой задумчивости, вернее, глядя на него со стороны можно было бы ошибочно подумать, что он задумался и это обескураживающая сосредоточенность свидетельствует о крайней степени напряжении ума, но, на самом деле, он в этот момент не думал вообще ни о чем. Состояние глубокой прострации, расслабления и безразличия постепенно овладело им безраздельно и безгранично. Почти бесшумно ступая по кафельному полу, зачем-то стремясь двигаться тихо и аккуратно, словно бы боясь разбудить кого-то, а может быть, просто из чувства уважения к умершей, он вышел из ванной комнаты в небольшой коридорчик между комнатами. На деревянном, паркетном