Карты были сброшены со стола полосатой рукой, сонные чайки испарились в поисках своих гнезд, где-то в подсобных помещениях. Геринг, неспешной костлявой походкой, проследовал к заготовленному стулу с бежевой обивкой. Запах проспиртованной кожи и застарелой гари тянулся за ним вязким шлейфом, перемешиваясь с папиросным дымом.
Так пахнет от кочегаров в старых котельных, что всю свою жизнь только и делали, что жгли и пили, все в саже и пыли. Но Геринг – он не похож на таких. Выправка слишком струнная, речь – слегка странная, чуть иноземная, но она добавляла мужчине аристократии. Он не производил впечатления, будто может послать кого-нибудь к сучьей матери старой собаки, как это принято в обиходе у кочегаров, когда они дома, в угаре, и руки так чешутся… и мысли… и мысли… то ли выпить, то ли повеситься. Нет, господа. Тут были ливреи, лакеи и рестораны. Матроны, мадамы, беседы о душной эстетике, за чаем из гордых запасов Цейлона, что не рассыпают в пакетики.
Додумывание – враг мой. Действие началось. Бармен обновил, Батыр – захлебнул залпом.
– Господа-заседатели, обитатели душных коробок – затеял высокопарно Геринг. – Сегодня настал тот знаменательный день, когда любой ублюдок, из здесь присутствующих, – он сделал паузу, оглядев игроков – может вернуться, так сказать, в лоно. Я принес вам занимательную вещицу, на которую мы все возлагаем большие надежды.
И тут он достал из потайной кобуры за ремнем револьвер системы «Наган», и видимо, очень старый. Видно, приглядевшись, по потертостям на рукояти и царапинам явным, на стреляном дуле. И как самурай, аккуратно и с уважением, возложил он его на зеленый игральный стол.
– Это он?! Это точно он? Ты не шутишь? – воскликнул Батыр, не решаясь, но очень желая коснуться.
– Будь уверен, мой друг. Ты надпись на рукояти прочти.
– «Майору НКВД, товарищу Семагину, за заслуги перед народом и партией». Ети ж твою! – на этих словах Батыр потерял дар речи.
Семка-холодок, схватился дрожащей рукой за влажные волосы, чуть дернул, будто проверяя, не спит ли он. Но нет. Он в сознании. Все в точку. Семагин, тот, из Англетера, удавка бессмертия. От этих мыслей подкашивались ноги, руки сами тянулись к стволу, но он вовремя осекся. Рано…
– Как мы это сделаем? – вступила в беседу Оксана. В ее глазах слезилось нетерпение, губы чуть подплясывали.
– Думается мне, что по-старинке: крутим пистоль на столе, на кого дуло укажет – кружит барабан, и к виску – Геринг говорил без вспышек. Он единственный, среди игроков, уже видел все вспышки, и ни раз их сам разжигал.
– А не скучновато ли