Улыбка растянулась на лице, при воспоминании прошедшего вечера. Жаннин устроила представление, увидев его слившегося в невинном поцелуе с Рене Дель Векио. Она едва не выцарапала сопернице глаза прямо на глазах у всего общества. Вот была забава, пока глупый муж последней не вступился за честь жены, по ходу пытаясь выяснить, что же не поделили эти женщины между собой. Его недоумение можно понять, поскольку вышеупомянутые дамы еще совсем недавно были закадычными подругами.
Но Бренсон не собирался брать ответственность за их разлад на себя. Не его вина, что одна вбила себе в голову, будто его сердце полно эфемерной любви к ней, а другая настолько алчна, что не упустит случая отбить кавалера у подруги.
Конечно, Жаннин не пожелала делиться любовником, накинувшись на Рене, даже не задумываясь, что Бренсон проявил совершенное безразличие к ее негодованию. Все время пока их растягивали по углам, он спокойно пил шампанское, наблюдая за их нелепым спектаклем. Как же она слепа в своей жалкой любви. Все женщины становятся жалкими, когда влюбляются. Игра с ними интересна, пока на пути не возникает это бредовое чувство. Точнее пока они не начинают всерьез думать о Бренсоне, как о своем суженом. И поскольку у него самого не шло дальше влюбленности, длившейся от силы несколько недель, он не мог понять, с чего это они льют слезы, унижаются, обижаются и даже доходят до угроз. Все это просто смешно.
По мнению Бренсона мужчина не способен иметь к даме иных чувств, кроме как продиктованных физическими потребностями иногда обильно приправленных туманом страстных порывов. Все остальное проходящее и ненужное. И, как обычно, получив свое, интерес со временем угасает. И чем сильнее чувства со стороны женщины, тем быстрее Бренсон убирается восвояси.
Жаннин только очередное тому подтверждение. Если так пойдет и дальше, придется сбежать куда-то, а то, кажись, милая маркиза ожидает больше, чем он хочет ей предложить.
Правда была в том, что Жаннин Д’Амарнье, как и Рене Дель Векио не стоят того, чтоб погибнуть от руки их ревнивых мужей. Кроме того, муж Рене слывет неплохим стрелком. Конечно, Бренсон сомневался, что он стреляет лучше его, но везенье здесь имеет не меньшее значение, чем умение.
Экипаж остановился, и Бренсон недовольно раскрыл глаза. Кучер распахнул дверцу, и только усилив раздражение хозяина, деловито произнес:
– Месье Уэлсэр, мы уже прибыли!
– Обязательно сообщать об этом, как о наступление британской армии?! – буркнул Бренсон в ответ и, схватив сюртук с сидения, вылез из экипажа.
Поднявшись по ступенькам, Бренсон позвонил в дверной звонок особняка, на одной из центральных улиц Парижа, который он звал своим домом последние полгода. При поспешных сборах ключ где-то затерялся, скорее всего, остался на полу спальни его ночной феи. Поэтому лениво облокотившись на дверной косяк, он ждал, пока слуга вытряхнется со своей постели и откроет дверь.
Особняк был изысканным, и хотя не отличался огромными размерами, вполне подходил для временного пристанища.
Дворецкий