На западном горизонте собирались тучи, но мне удалось пару раз уловить блеск солнечных лучей на морской глади. Вид бескрайнего океана пробудил во мне смутную, неопределенную тоску. Вдруг мне стало ясно – мой настоящий дом, мое настоящее имя скрывается там… где-то там, далеко. В душе у меня зарождалась буря, что-то поднималось со дна ее, бурлило, как глубинные течения в бездонном море.
Я протянул руку к следующей ветке, напрягся, подтягиваясь выше. Обхватил обеими руками основание ветви, перекинул через нее ногу. Несколько веточек отломились и, изящно кружась, полетели вниз. Кряхтя, я собрал все силы и, наконец, уселся на ветку верхом.
Я устал, мне захотелось отдохнуть, и я, устроившись на развилке, прислонился спиной к стволу. Ощупал руки, липкие, перепачканные древесным соком, поднес их к лицу. Ноздри мои наполнил сладкий аромат сосновой смолы.
Вдруг я почувствовал, как что-то коснулось моего правого уха. Я повернул голову. Пушистый бурый хвост исчез за стволом. Я вытянул шею, чтобы заглянуть за ствол дерева, и услышал громкий свист. В следующее мгновение чьи-то крошечные лапки застучали по моей груди, затем по ноге.
Я снова сел прямо, и как раз вовремя для того, чтобы заметить белку, перескочившую с моей ноги на нижнюю ветку. Улыбаясь, я смотрел на юркое существо, которое трещало что-то на своем языке. Белка бросилась бежать вверх по стволу, потом вниз, снова вверх, размахивая своим хвостом, словно меховым флажком; все это время она грызла сосновую шишку размером с собственную голову. Внезапно белка замерла на месте, как будто только что заметила меня. Несколько секунд она рассматривала меня, затем пискнула что-то и перепрыгнула на находившуюся рядом ветвь соседнего дерева. Оттуда она перебралась на ствол, побежала вниз и скрылась из виду. Я подумал: а вдруг я показался белке таким же забавным, как она – мне?
Восторженное чувство, снова охватившее меня, побуждало меня лезть дальше. Поднялся ветер, и аромат, исходивший от сосен, усилился. Запах смолы от покачивавшихся вокруг ветвей окутал меня, и мне почудилось, будто я погружаюсь в реку благовоний.
Снова я заметил того сокола – он по-прежнему кружил над лесом. Я, конечно, не мог быть в этом уверен, но почему-то подозревал, что сокол видит меня. Зачем-то наблюдает за мной.
Первый раскат грома раздался, когда я забрался на самую высокую ветку из тех, что в состоянии были выдержать мой вес. За ним последовал еще более громкий шум – шум тысяч деревьев, сгибавшихся под порывами ветра. Я окинул взглядом зеленое море; ветви колыхались, отчего казалось, будто по лесному балдахину идут волны. Я обнаружил, что могу различать в лесном хоре отдельные голоса деревьев: глубокий вздох дуба, пронзительный скрип ветвей боярышника, шелест сосны и шорох листьев ясеня. Щелкали иголки, хлопали на ветру листья. Стонали стволы, ветер посвистывал в дуплах. Все эти голоса и многие другие объединялись в один величественный хор, поющий на языке, походившем на мой собственный.
Ветер