– Хорошо, не буду. Мне ведь надо как-то отличаться от тех, из клубов.
– Именно. Ты ведь книги читаешь, и с тобой можно умно поговорить, и просто поумничать.
– Ладно. Я читаю книги, а чем заняты эти клубные мальчики.
– Они живут.
– Звучит весьма обидно.
– Но ведь, правда?
Не хотелось отвечать. Я поднял руку, сжатую в кулак, и в задумчивости несколько раз укусил её. Я знаю правильный, честный ответ. Ну, так скажи его. Давай. Я отвернул и, не глядя на Лерику, ответил:
– Правда.
И Лерика сдвинулась с места. Мы немного погуляли по парку. Покормили местных белок, постреляли в тире – я удачно промазал, ничего не выиграв – и попали на колесо обозрения. Будка, в которую мы сели, была рассчитана на двоих. Поднимаясь, она немного покачивалась и поскрипывала.
– С детства люблю этот аттракцион. – Лерика прижалась к стеклу лбом и ладонями. – Медленно поднимаешься и осматриваешь окрестности. Очень красиво и совсем не в ритме большого города. Есть в этом некая медитативность.
– Ни разу не пробовал медитировать на колесе обозрения.
– А ты попробуй. Наверняка сразу достигнешь Нирваны.
– Сомнительно. Курт уже мёртв.
Лерика резко обернулась, и будка качнулась сильнее обычного. У меня перехватило дыхание.
– Как думаешь, в кого перерождаются самоубийцы?
– Я не помню таких подробностей Сансары.
– Мураками! – Лерика топнула ногой. – Я спросила: как думаешь?!
Я посмотрел вниз. На Лерике были вчерашние сандалии и тот же синий педикюр. На лодыжке правой ноги был повязан кожаный браслет с якорьком, который вчера красовался на запястье. Это всё та же Лерика, розовый топ не изменил её со вчерашнего дня. Я улыбнулся этим своим мыслям и постарался ответить серьёзно.
– Думаю, убивший себя человек становиться камнем.
– Почему?
– Камень над собой не властен. И ничего не может.
– А курица, выращенная на ферме на убой, над собой властна? Тьфу, что за слово такое?
– По крайней мере, она не камень.
Всё наше общение на колесе было лишено романтики, как и медитативности. Лерика свободно прыгала с темы на тему, иногда догоняя меня, иногда забегая вперёд. Но при любом раскладе в разговоре она неизменно перетягивала одеяло на себя. Всё это напоминало игру, интеллектуальную гимнастику, в которой мне нельзя было быть победителем.
Колесо остановилось и мы вышли.
– Было здорово! Надо будет повторить!
– А сейчас?
– Сейчас ты купишь мне сладкую вату, и я пойду.
Второе проявление Лерики. В те минуты, когда она переставала состязаться со мной в гибкости мышления, и любопытство к моим ответам исчезало из её взгляда, она напоминала маленького ребёнка, типичную блондинку из анекдотов. В этом амплуа она должна быть чертовски популярна среди мужского пола.
Я