Эволюция любви. Светлана Львовна Бутина-Шабаль

чего они, собственно, хотят друг от друга. Ведь нельзя же утверждать, что только ради удовлетворения похоти столь ревностно стремятся они быть вместе. Ясно, что душа каждого хочет чего-то другого; чего именно, она не может сказать и лишь догадывается о своих желаниях, лишь туманно намякает на них. И если бы перед ними, когда они лежат вместе, предстал Гефест со своими орудиями и спросил их: «Чего же, люди, вы хотите один от другого?» – а потом, видя, что им трудно ответить, спросил их снова: «Может быть, вы хотите как можно дольше быть вместе и не разлучаться друг с другом ни днем, ни ночью? Если ваше желание именно таково, я готов сплавить вас и срастить воедино, и тогда из двух человек станет один, и, покуда вы живы, вы будете жить одной общей жизнью, а когда вы умрете, в Аиде будет один мертвец вместо двух, ибо умрете вы общей смертью. Подумайте только, этого ли вы жаждете, будете ли вы довольны, если достигните этого?» Случись так, мы уверены, что каждый не только не отказался бы от подобного предложения и не выразил бы никакого другого желания, но счел бы, что услыхал именно то, о чем давно мечтал, одержимый стремлением слиться и сплавиться с возлюбленным в единое существо. Причина этому та, что такова была изначальная наша природа и мы составляли нечто целостное. Таким образом, любовью называется жажда целостности и стремление к ней»4.

      В страшном водовороте, куда совсем не случайно попала античная культура, в водовороте войн и завоевательных походов, смертей, измен и изменений римский поэт Овидий (I в. до н.э.) радостно признается, что писать о любви для него куда важнее, чем о богах или битвах. (Примерно то же – Тибулл, Гораций, Проперций). Любовь – исключительна, она – ось жизни.

      Поэты-лирики впервые начинают давать клятвы в любви до гроба. А если учесть: 1) что любовь, которую воспевали греческие и римские лирики, была чаще всего любовью к гетерам, женщинам выдающимся, исключительным (в крайнем случае — к женщинам замужним); 2) выражаемая любовь неотделима от муки: «И ненавижу ее и люблю. Это чувство двойное! / Боги, зачем я люблю! – и ненавижу зачем!» (Катулл), то мы увидим это же самое на новом витке истории в лирике трубадуров и труверов. История обнажает свою целеустремленность. Однако цель для нас лишь брезжит.

      Но разве нам будет странно, что в европейском духовном климате реализовался именно тот вариант из пробных вариантов религий спасения, оселок которой держится на ЛЮБВИ? Отчего и засияли усиленным светом слова Ветхого Завета: «Сильна как смерть любовь»

      И самый значимый из апостолов напишет:

      «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий.

      Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так, что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто.

      И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в этом никакой пользы» (1 Кор. 13,1-3).

      Христианство: божественная