– Безмерно счастлив вам услужить. Акимка, проводи барыню к живописцу… да поторопись-ка! – сказал портье с едва заметным иностранным акцентом.
Юркий мальчишка в форме с блестящими пуговицами и тенью щетины, уже наметившейся над его верхней губой, быстро поклонился красивой барыне, вздрогнул, зарделся, повстречавшись с нестерпимо красивым Катиным лицом, и дернул кадыком, пытаясь отогнать наваждение.
«Даже очки не помогают, – отметила Катерина Михайловна. – Лучше бы надела густую вуаль. Нет, в вуали и очках – уже совсем перебор!»
– Соизвольте пройти-с со мной к подъемной машине, – засуетился Акимка.
Следом за Катей и мальчишкой в лифт otis зашла веселая компания – два офицера и три дамы. Катя благоразумно повернулась к ним спиной, дабы избежать очередных армейских комплиментов.
– На крышу! – отдал приказ лифтеру штабс-капитан таким тоном, будто посылал беднягу в атаку, и продолжил, обращаясь уже к своим спутникам: – Это первейший вид на весь город, и сам ресторан недурен… рябчик прелестен! – от штабс-капитана пахло табаком, коньяком, березовым бальзамом Зеегера от выпадения волос и почему-то канифолью.
«Подъемная машина» остановилась. Акимка повел барыню по узкому коридору с одинаковыми белыми дверями в стиле модерн – в каждой из них было небольшое круглое окошко, делавшее отель похожим на огромный корабль… и Катя подумала, что всего через три года красивое и нарядное «судно» «Прага», на борту которого Вильгельм Котарбинский провел свою беззаботную киевскую жизнь, зайдет в темные воды Первой мировой войны, а еще через три – погрузится во мрак революций.
– Вот-с его нумер, извольте… прикажете постучать?
– Нет, можешь идти.
Катерина наградила подростка прихваченной монетой царских времен – Акимка взглянул на великодушный дар, но, кажется, даже не оценил ее щедрости.
– Не гневайтесь, барыня, великодушно простите за дерзость, – дрожащим голосом вымолвил он, – но вы самая-самая прекрасная дама, какую я видел и… от того, что вы слепая, вы только еще красивей!
– Слепая? – с облегчением рассмеявшись, Катерина Михайловна сняла очки. – Ступай, ступай, – наказала она Акимке, восхищено уставившемуся на прозревшую барыню.
Он попятился, силясь оторвать от нее взгляд.
Насколько Катя знала, в 1911 году слепые еще не носили темных очков, как не носили их и красивые дамы.
Но своим предположением мальчишка опередил время, точно так же, как и Катя, заявившаяся в темных очках, которые, не без помощи Коко Шанель, войдут в дамский моду только несколько десятилетий спустя…
А, впрочем, кто знает, может, теперь первым дизайнером затемненных дамских очков станет Акимка, навечно сохранивший в душе образ красивой очкарички?
И все же Катерина Михайловна Дображанская сочла нужным переместить очки обратно в футляр, дабы не свести весь визит к Котарбинскому